Потомокъ. На стороне мертвецов - стр. 1
© И. Волынская, К. Кащеев, текст, 2022
© ООО «РОСМЭН», 2022
1. Фабрика мертвецов
2. На стороне мертвецов
Пролог
День рабочий на исходе, раздается зов гудка
– Расставляем ручки, трясем юбчонками! – перегородив проходную немалыми своими телесами, здоровенная бабища обыскивала фабричную девчонку: быстро, но аккуратно ощупала выцветшую кофту, сунула пальцы за пояс и резко встряхнула юбку. И, тут же утратив всякий интерес, мотнула головой на выход. – Следующая давай! Подходи, не задерживайся! Чем быстрее я увижу, что вы ни отрезов, ни лоскутов с панской фабрики не тянете, тем быстрее спать пойдете.
– Жадюги ваши паны – лоскутков жалеют. Убудет от них, чи шо? – расставляя руки, чтоб контролерше удобнее было обхлопывать бока, буркнула следующая фабричная – совсем молоденькая, лет шестнадцати девчонка. Голос ее звучал равнодушно, а на плоском веснушчатом лице была написана усталая скука.
– Не нравится – вертайся в свою деревню коровам хвосты крутить, – так же равнодушно откликнулась контролерша. – Следующая!
– Подтяните мне панталоны, Оксана Мартыновна, будьте так ласковы! Раз уж все едино там лазаете, – с томной манерностью протянула черноглазая бойкая дивчина. Очередь захохотала, а дивчина немедленно получила по заду шлепка, выбившего пыль из ветхой юбчонки. – С вашими нежными ручками только в панские камеристки.
Очередь захохотала снова, а бабища добродушно буркнула:
– Иди отсюда, балаболка! Глаза б мои тебя не видели.
Девица изобразила шутовской реверанс, схватила за руку поджидающую ее веснушчатую подружку и со всех ног кинулась через проходную ткацкой фабрики на улицу. Они выскочили на заставленный ящиками и тюками фабричный двор.
Бубух! Рядом с грохотом обрушилась огромная металлическая нога. Фонарь над проходной качнулся, девушки с визгом метнулись в сторону.
Скра-а-ап! Стальные клешни проплыли мимо, подхватили сразу пару ящиков, и – бубух! бубух! – железная фигура, во мраке смахивающая на гигантского безголового человека, зашагала прочь.
– У-у, идолище поганое! – Черноглазая погрозила стальному человеку тощим кулачком.
Сидящий меж плечами грузового паробота парень обернулся – в свете фонаря видна была белозубая усмешка под узкой ниткой усов – и помахал девицам.
Черноглазая погрозила кулаком второй раз и потащила подружку вон со двора.
Им навстречу тянулась мрачная вереница одетых в затрапез уборщиц: ночная смена на ткацкой фабрике заканчивалась затемно, дневная начиналась засветло, и оставалось совсем немного времени прибрать пыль и грязь, способные испортить дорогое шерстяное сукно.
– Поломойки! – хмыкнула черноглазая, и обе девчонки прошествовали мимо, явно важничая и задирая носы: они-то фабричные!
Свернули в темный проулок… Свет от фабрики исчез, словно угол обшарпанного домишки отрезал его. Даже грохот укладывающего ящики паробота стал приглушенным. Важное выражение мгновенно стекло с лица черноглазой, и она заскакала вокруг веснушчатой подружки, выделывая носками латаных ботинок лихую «ковырялочку»:
– Получилось! Ты такая: «Убудет от них…» А я: «Панталоны подтяните…» А она: «Глаза б мои тебя не видели…» – Она захохотала. – Так ведь и не увидели, ничегошеньки! Получилось! – От полноты чувств она схватила подружку за руки…
– Шо ж таке у тебя получилось, краля моя? – спросил ленивый мужской голос.
Черноглазая замерла, крепко сжимая ладони подруги и не оборачиваясь.
– Франт, что ли? – Все так же не оглядываясь, краем рта спросила она.
Веснушчатая девчонка поглядела поверх ее плеча. Под едва тлеющим уличным фонарем, привалившись к столбу, стоял и впрямь настоящий франт. Конечно, ежели присмотреться, заметно было: сюртук на нем из тех, что воры-халамидники тащат с бельевых веревок на задних дворах дешевых, не огороженных кольцом охранных рун доходных домов. А потом несут на окраину Фабрики к тихому портному Якову Исааковичу, чтоб тот перелицевал обшлага да заменил приметный галун и пуговицы. Но сейчас, в неверном свете фонаря, Франт был чудо как хорош: в похожем на ведерко для угля цилиндре, ярко-желтых штиблетах и перчатках – хоть и грязных, да лайковых. И даже трость у него имелась – ею он элегантно покачивал, глядя в затылок черноглазке. Веснушчатая тяжко вздохнула и кивнула.