Потомокъ. Фабрика мертвецов - стр. 44

Старый паркет пронзительно затрещал под стальными копытами.

– А сейчас – в кровать! – скомандовал отец, заводя пароконей в громадную, как и все здесь, гулко-пустую залу, служившую прежним хозяевам то ли для парадных обедов, то ли для скромных деревенских балов.

Кроватей в имении так и не нашлось – ни одной.

Солнечный лучик теплой лапкой погладил лоб. Посветил в глаза – горячая краснота под веками заставила только прикрыть лицо локтем. Тогда нахальный лучик заполз в нос.

– Ааапчхи! – Митя содрогнулся всем телом.

«Буууунг!» – ответил под ним старый рояль.

– О Боже! – не открывая глаз, Митя попытался нырнуть обратно в сон.

Бамс!

«Буууунг!» – на стук затылком об крышку рояль отозвался снова.

Митя глухо застонал и глаза все же открыл, уставившись в высокий, некогда белый, а теперь серый от пыли потолок с узорной лепниной. Он лежал на рояле, отчаянно болели спина и бока, и… испытывал совершенное довольство человека, чьи мрачные ожидания полностью сбылись. В этой провинции жить попросту невозможно! Митя еще полежал, разглядывая заржавленный крюк, торчащий из лепного плафона в потолке. Каких же размеров была сама люстра и где она висит теперь? Ломота в лопатках стала вовсе невыносима, пропотевшее за долгую дорогу и тяжкую ночь тело чесалось, так что он сбросил сюртук, которым укрывался, и сполз с рояля.

Темная груда на составленных в ряд стульях зашевелилась, и отец тоже сел, уронив сюртук на захламленный пол. От каждого его движения с облезлой обивки стульев поднималась пыль и сыпалась побелка. Нагибаясь и потягиваясь, чтоб размять стонущие мышцы, Митя только порадовался, что сам выбрал рояль.

– Надеюсь, хотя бы водопровод здесь работает.

– Да колодец-то еще поди поломай.

Отец сполз со стульев.

– Ко… колодец? – начавший приседать Митя так и застыл на полусогнутых ногах и с вытянутыми вперед руками.

– Не ожидал же ты и впрямь найти здесь водопровод? – ехидно хмыкнул отец. – В имении, да еще заброшенном?

– У Белозерских есть, – мрачно буркнул Митя. Бабушкино имение на Волге – единственное, где ему случалось бывать.

– Раньше, небось, ведра прислуга таскала. От колодца. Должен быть там, – прикинул отец и, не затрудняя себя походом к дверям, просто вылез в освобожденное от глухих ставен и тоже разбитое окно.

– Дикари… Совершеннейшие дикари… Со слугами. А мы – еще и без слуг. – Митя оглядел собственные подштанники, почти всерьез задаваясь вопросом, станут ли они грязнее, если уйти пешком в Петербург.

Из распахнутого окна донесся отчетливый звон колодезной цепи и плеск воды. Митя тяжко вздохнул – что приходится терпеть! – откопал в саквояже зубную щетку, порошок и полотенце и тоже полез в окно.