Потерянный ребенок - стр. 4
– Могу я спросить, были ли у вас в последнее время проблемы дома? – осторожно поинтересовался директор.
– Никаких, не припомню, чтобы они были. А ты, Гарриет?
Ребекка затаила дыхание. Они обе знали, почему она прогуляла в тот день школу, почему так отчаянно хотела повидаться с Харви. Отец собирался увезти ее как можно дальше от «Сивью» и от Харви – от всего того, без чего она не смогла бы выжить.
Ее успеваемость упала не из-за Харви, а потому, что она устала постоянно жить в страхе, потому, что ее ночные кошмары сменялись только кошмарами наяву, и потому, что каждый день она ходила по тонкому льду. Ей было страшно заходить в комнату, если в ней был отец; до одиннадцати лет она писалась в кровать, боясь встать ночью в туалет, потому что она могла бы столкнуться в коридоре с отцом; она испытывала почти что облегчение, когда видела, как отец бьет мать, потому что ждать начала очередных побоев и не знать, когда же они начнутся, было куда более невыносимо. Каждый раз мать извинялась перед ним, оправдывала его, прикрывая окровавленный рот и пытаясь отмыть кровь с лица над керамической раковиной в их крохотной кухоньке.
– Почему вам вдруг захотелось сегодня уйти из школы без разрешения? – спросил детектив-инспектор Гиббс, возвращая ее в настоящее.
– Я пошла попрощаться с Харви, – тихо ответила Ребекка. Все ее тело уже трясло, у нее начинался шок.
– Перед вашим переездом? – Гиббс дождался ее кивка, прежде чем записать ее показания на бумаге.
– Он работает разнорабочим в психиатрической лечебнице Гринуэйс. У них ферма, на которой трудятся пациенты. Харви и его отец на неделе ходят в местный паб, и я знала, что не увижу его до отъезда.
Ребекка закрыла глаза и медленно выдохнула, пытаясь побороть приступ тошноты.
– Влюбились, что ли?
– Тед и Харви для меня как члены семьи. Они приютили маму, когда я была совсем маленькой, когда отца поместили в Гринуэйс. Без их помощи мы бы оказались на улице.
Детектив-инспектор Гиббс медленно кивнул.
– И как вы добрались до лечебницы, после того как прогуляли школу?
– Я села на автобус.
Живот у Ребекки сводило от боли. Гигиеническая прокладка натерла кожу, и она была уверена, что ее пора сменить, но у нее с собой не было ничего, кроме ночной рубашки и пледа. Она ненавидела свое тело за то, что оно с ней делало – за грязь, за боль, и не только в животе, у нее ныла спина и сводило ноги. Она ненавидела волосы у себя на лобке, растущую грудь, которая все больше выступала и при этом побаливала. Она не хотела, чтобы ее тело менялось, она не видела в этом ничего хорошего. В то время как одноклассницы Ребекки уже хихикали, обсуждая вопросы брака и детей, мысль о замужестве наполняла ее ужасом.