Потерянные сердца - стр. 15
– Что?
– Перегоню мулов вечером и встану лагерем на другом берегу. Если отложу до утра, то зря потрачу время, дожидаясь, пока все обсохнут. – Я не планировал так делать, но слова сыплются сами собой, как будто я все продумал заранее.
– Значит, отправляешься сегодня? А как же сестры? Они захотят с тобой попрощаться.
– Меня не будет четыре недели… Может, пять, не больше. Зачем нам прощаться? – Только долгих проводов мне не хватало.
Дженни ведет меня через безупречно чистую кухню к заднему крыльцу, которое выходит на пастбище за отцовскими конюшнями. На травке пасутся кобылы вместе с жеребятами. За последние недели их родилось десять штук – десять мулов Лоури, которые пойдут на продажу следующей весной. Но именно кобылы заставляют меня залюбоваться. Некоторые заводчики скрещивают своих лучших ослов с посредственными лошадьми, и зря. Мой отец говорит: «Все зависит от кобылы. Самые лучшие мулы рождаются у самых лучших лошадей. Осел тоже важен, но главное – это хорошая кобыла». Пока выходит, что он прав.
Я сажусь на привычную скамеечку. Она достаточно низкая, чтобы Дженни не нужно было тянуться, но из-за этого мои колени неловко торчат вверх. Я чувствую себя ребенком всякий раз, когда соглашаюсь постричься, но для нас это особый ритуал. Дженни несвойственны ласка и любвеобильность. Она прикасается ко мне только во время стрижки. Когда мне было тринадцать, я сбежал из Сент-Джо, чтобы вернуться в мамину деревню. Я три дня добирался туда верхом, но обнаружил, что деревня исчезла. Через неделю я вернулся к отцу, грязный и понурый, ожидая, что меня высекут и отругают. Вместо этого Дженни усадила меня на скамейку и подстригла. От ее мягких прикосновений я расплакался. Она тоже плакала, щелкая ножницами. Покончив со стрижкой, Дженни заставила меня как следует отмыться – пришлось тереть кожу мочалкой до красноты. Потом меня накормили и отправили спать. Отец без обиняков объявил мне, что, если я еще раз уеду не предупредив, назад меня не пустят: «Хочешь уйти? Уходи. Но будь мужчиной и скажи нам об этом в лицо».
– Хорошие у тебя волосы, Джон Лоури.
Дженни всегда так говорит, но все равно их состригает. Она принимается за дело, кромсает и чикает, пока наконец не откладывает ножницы. Обмахивает фартук, снимает с моих плеч кусок ткани и встряхивает его над двором.
– Отец болен? – спрашиваю вдруг я.
Она заметно вздрагивает, и ее удивление немного успокаивает меня. Дженни бы заметила.
– Ты здесь живешь, Джон Лоури. Работаешь с ним каждый день. Тебе прекрасно известно, что он здоров.
Она стряхивает волоски с моей шеи.