Потемкин - стр. 15
Согласно уставу университет был разделен на три факультета: юридический, медицинский и философский, в них предполагалось десять профессоров. На юридическом изучали юриспруденцию всеобщую, российскую и политику; на медицинском – химию с применением аптекарской, т. е. натуральной, истории, анатомию; на философском, привлекшем, наверное, особое внимание Потемкина, – философию, логику, метафизику и нравоучение, физику экспериментальную и теоретическую, красноречие (оратории и стихотворство), историю всеобщую и русскую с вспомогательными науками – древностями и геральдикой.
В дворянской гимназии одновременно с Потемкиным на студенческой скамье сидели многие будущие знаменитые деятели государства, науки и культуры второй половины XVIII в.: просветитель и издатель Н.Н. Новиков, писатель Денис Фонвизин и его брат Павел, дипломат Я.И. Булгаков, С.Г. Домашнев, архитекторы В.И. Баженов и И.Е. Старов, профессор М.И. Афонин, поэты В.Г. Рубан и Е.И. Костров и многие другие. Их преподавателями были известные профессора Антон Алексеевич Барсов и Николай Никитич Поповский, которые уделяли большое внимание воспитанию своих подопечных и поощряли их первые литературные опыты. О начальных годах Московского университета красочно рассказал в своем автобиографическом произведении «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях» писатель Денис Иванович Фонвизин, автор известного «Недоросля». Надо заметить, что в высказываниях он не стеснялся и писал весьма нелицеприятно о студенческой жизни:
«Остается мне теперь сказать об образе нашего университетского учения; но самая справедливость велит мне предварительно признаться, что нынешний университет уже не тот, какой при мне был. Учители и ученики совсем ныне других свойств, и сколько тогдашнее положение сего училища подвергалось осуждению, столь нынешнее похвалы заслуживает. Я скажу в пример бывший наш экзамен в нижнем латинском классе. Накануне экзамена делалося приготовление; вот в чем оно состояло: учитель наш пришел в кафтане, на коем было пять пуговиц, а на камзоле четыре; удивленный сею странностию, спросил я учителя о причине. „Пуговицы мои вам кажутся смешны, – говорил он, – но они суть стражи вашей и моей чести: ибо на кафтане значут пять склонений, а на камзоле – четыре спряжения; итак, – продолжал он, ударя по столу рукою, – извольте слушать все, что говорить стану. Когда станут спрашивать о ком-нибудь имени, какого склонения, тогда примечайте, за которую пуговицу я возмусь; если за вторую, то смело отвечайте: второго склонения. С спряжениями поступайте, смотря на мои камзольныя, и никогда ошибки не сделаете“. Вот каков был экзамен наш! В бытность мою в университете учились мы весьма беспорядочно. Ибо, с одной стороны, причиною тому была ребяческая леность, а с другой, нерадение и пьянство учителей».