Посылка для генерала - стр. 22

– Предатели, враги? – хмуро переспросил Максимов, потом решительно сел за стол и протянул руку. – А ну, давайте сюда ваши документы.

Серов, продолжая улыбаться, неторопливо подошел к генералу, положил на стол папку и стал доставать оттуда по одному листу с постановлением об аресте военнослужащего. Максимов взял первый листок, бегло пробежал глазами данные солдата, описание совершенного им преступления и поднял глаза на особиста.

– Это Антипенко враг? Вот этот мальчишка, который только школу окончил, который не дрался ни разу в жизни? Который во время своего первого боя дрогнул? Он враг? Изменник Родины? Да он мальчишка, он доброволец, между прочим. Испугался – так тут война, тут стреляют, убивают и калечат!

– Тут Родину защищают, – особист стал серьезным.

– Так он и хочет защищать, он плакал и просил простить, он рвется в бой, чтобы смыть позор. Ему перед матерью стыдно, перед девушкой, которой он еще месяц назад стихи читал. Для командира его солдаты что дети. Их беречь, любить и понимать надо. Им помогать надо, их воспитывать надо, а не в трибунал при первом же удобном случае! Это кто? Фролов, артиллерист? Лошадь у него ногу сломала, орудие утопили в болоте. Вы его вредителем хотите сделать? А вы помните тот переход, когда весь корпус трое суток не спал? Люди валились с ног, кони падали. Это у вас кто? Храмов, старый солдат, финскую прошел, а вы его обвиняете в том, что он самострельщик, что он умышленно себе ногу прострелил, чтобы в атаку не идти. А вы знаете, что Храмов повздорил с Котельниковым, поймав его за воровством казенного имущества, и не стал командирам докладывать, а просто в морду дал. По-солдатски воспитывал. Не прав, согласен! Но так ведь оговорили Храмова. Храмов ранение получил в самом начале атаки, у самого своего окопа. Неужели на месте разобраться нельзя, обязательно надо передавать дело и заводить следствие? Вот что, товарищ капитан Серов! Нет у меня в корпусе врагов! И предателей нет! Все пойдут со мной через три дня в бой. Кто виновен, искупят кровью, а если погибнут, так погибнут, Родину защищая, как честные советские люди. Без позора! Все, вы свободны! Задержанных освободить, вернуть в подразделения!

– А вы не боитесь, что вот эти ваши честные вам же в спину и выстрелят? – прищурился особист.

– Мне? – Максимов сделал большие глаза. – Мне никто из моих солдат не выстрелит в спину. Со мной они в бой пойдут и умирать будут за Родину рядом со мной. Я верю своим солдатам. И мне очень жаль, что им не верите вы!

К ночи похолодало, стал подниматься неприятный пронизывающий ветерок. Косович и Гробовой лежали, завернувшись в армейские плащ-палатки. У каждого перед собой лежал автомат, но опытные оперативники надеялись больше не на оружие. Брать диверсантов надо только живыми. Это даже не столько профессиональная этика и гордость, сколько крайняя необходимость. Любой диверсант – это источник сведений о тех, кто его готовил, как забрасывал. Это сведения о системе и людях, которые в системе работают. А еще диверсант, прибыв на место, как правило, должен легализоваться, если это не разовая диверсионная акция. Значит, его кто-то здесь ждет, у него есть связь, есть пособники или ранее заброшенные агенты, есть конспиративные квартиры.