Посторожишь моего сторожа? - стр. 95
Альма появилась и обняла ее за плечи.
– Как вы хороши, Софи! Спасибо, что пришли.
Теперь Софи опустила голову. Она не отвечала. Левая рука ее держала правую, ноги скрестились, как в кокетстве, но столь не чувственно, почти неестественно, как у тряпичной куклы…
– Вот, позвольте, мой новый гость, – улыбаясь, говорила Альма. – Полагаю, ваш новый поклонник. Посмотрите, как у него обстоят дела?
Софи кивнула, не смотря на них.
– Замечательно. И с вами захочет поговорить г-н Л., ему нужен ваш совет касательно… А, впрочем, сами услышите. Пожалуйста, синяя комната – ваша. Софи?
За руку Альма повела ее в гостиную. Их приветствовали радостными восклицаниями – Софи в доме генерала считалась знаменитостью. Жаннетт, с которой Альма мимолетно обнялась, иронично улыбалась. Нынче она показалась ему постаревшей, но знакомо энергичной, прямой и яркой. Жаннетт его узнала – и улыбка слезла с ее губ.
– А, это… – сумела проговорить она.
– Приятно с вами встретиться, Евгения. Как вы поживаете?
Из-за спины Жаннетт донесся кашель. То был ее второй спутник – лет двадцати пяти, явно южанин, но чрезмерно бледный, словно бы больной; лицо у него было беспокойное, с крупными чертами, глаза на нем – темные, но и неестественно красные, что отторгало от него; волосы стрижены по андеркату, популярному на юге. Одет он был по молодежной моде: бежевый пиджак был велик ему в плечах, вместо галстука – клетчатый объемный шарф, здесь же – массивные бежево-черные ботинки и бежевая шляпа, и тонкий зонт с ярким узором по краям.
– Привет, – просто сказал этот новый человек.
– Э-э-э, хорошего… вечера.
Альме, что возвратилась в прихожую, не понравилось незнакомое лицо. Она с сочувствием взглянула на длинный нос с горбинкой и сказала:
– Кажется, я несколько отстаю от моды. А что это у вас вон там?..
– Это же тренчкот, – как дикой, сказал этот человек.
– О-о-о… а обычные плащи уже не носят?
Тот глядел на нее, как на обыкновенную дуру, и молчал.
– Ну, вы можете пожать мне руку. Я Альма, хозяйка.
Нехотя тот взял ее раскрытую ладонь. Дитер рассмотрел, как по-женски тонка незнакомая рука.
– А как вас зовут, извините?
– Альберт Мюнце, – сказал он тихо.
– Просто?..
– Да, – ответил он, не смутившись.
– Как-как ваша фамилия, простите?
Он повторил.
– А вы не родственник партийного?.. Что идеолог.
– Я его сын.
– Понятно… Но кем вы все-таки работаете? Извините за такой допрос…
– Я понимаю. В прокуратуре.
– О-о-о… правосудие.
– Да.
– Вы очень молоды, – явно намекая, заметила она.
– Извините, но я вас не понимаю.
Речь его была мягка, но и по-южному неправильна. Беззастенчиво он путал суффиксы существительных, неверно произносил дифтонги, привычные слуху северянина слова заменял своими, южными. Альма вслушивалась в его речь, отчего выражение ее стало неприятно напряженным. Быть может, эта чужая речь вкупе с внешностью так подействовали, но Дитер почувствовал неприязнь к Альберту Мюнце. Человек этот был опасен. Неприязнь отразилась в его глазах, и Альберт, взглянув на него случайно, различил ее. В краткое мгновение Дитер заметил, как глаза эти налились красным. Потом Альберт Мюнце поспешно отвернулся и полез за носовым платком.