Послесказие. Сборник - стр. 11
Фарш словно говорил Беляшу: «Иди сюда, ты нужен мне! Ко мне!» Да что там говорил! Приказывал!
И Беляш не мог ослушаться.
«Сюда! – безмолвно, но отчётливо звал фарш. – Иди сюда!»
Фарш засасывал унылую субстанцию призрака, как осеннее болото – тело пьяного грибника. Как Лизкины порочные губы оливку из бокала мартини.
А ещё мгновением позже Беляш обрёл плоть. Новое тело было перемолото в мясорубке, нашпиговано не самым свежим луком, густо наперчено, смешано с мусорной дрянью с пола и веника.
Встреча № 3
После двух десятилетий призрачного бытия ощущение плоти, ощущение наличия телесной массы стало пьянящим.
«Я живу! – ликовала душа Беляша. – У меня есть тело!»
Корыто оказалось восхитительно прохладным. А сквозняк с улицы казался освежающим дуновением (хотя, признаем, в затхлой атмосфере беляшного ларька морозный сквозняк как раз и являлся таковым).
В то же время, блаженствуя в фарше, Беляш понимал, что рядом, в той же субстанции живёт ещё один обитатель.
«Псина! – догадался авторитет. – Ну, так мы её подвинем».
Жучка уступала место неохотно, огрызалась. Неизвестно, чья бы взяла, если бы собака не ослабела в сражении с Гунсус-Мунсусом и его женщиной. Ворча и отбрехиваясь, она удалилась на задворки сознания.
А Беляш, вселившись в кучку сомнительного перемолотого мяса, ощущал себя Александром Македонским на пике славы. Но затем мозолистая рука Зюзюли выскребла остатки мыслящего фарша из котла, швырнула в липкое тесто, проворно запечатала края и швырнула в печь.
Огненные врата
Кому-то пребывание в печи могло бы показаться адом, несусветной и нестерпимой мукой. Но только не Беляшу, который, обретя плоть, наслаждался каждым ощущением вновь явленного бытия. Раскалённая печь мнилась ему, скорее, банькой. А париться на верхней полке, да с веничком, Беляш уважал.
«Ох, хороша банька! – мысленно прикряхтывал он. – Ох, жарку даёт!»
Вместо пота его новоявленная телесность исторгала склизкий жир, и тот тёк по замысловатым коридорам со стенами из теста.
В огненной печи новое тело Беляша обретало твёрдость, переставало быть рыхлым и комковатым, становилось упругим и поджарым. Тесто стало частью этого тела, его мозолистой, поджаристой кожей.
Но не дремала и изгнанная на задворки собака. Именно сейчас, когда криминальный авторитет расслаблялся в «баньке», Жучка предприняла отчаянную попытку вернуть себе захваченное тело. Чахнущий экстрасенсорный импульс подчинил себе покров теста, протолкнул сквозь твердеющую, покрывающуюся корочкой тестовую массу очертания лап – одной, второй, четвёртой. Выдвинул бугорок головы.