Последняя возможность увидеть солнце - стр. 21
– Почему именно сердечко? – звучит первый голос в моей голове.
– Ведь именно сердечко вырезается на дверях уличного сортира, – задумчиво говорит второй голос.
– Уличный сортир с сердечком это просто удачная шутка, которая живет до сих пор, – выдвигает свою теорию третий голос.
– Шутка, которая своей сатирой сравнивает чувства с выгребной ямой, в которую можно справить нужду, – заключает четвертый голос.
– Мы – свои и чужие нечистоты, – со злобой произносит пятый голос, и ярость вместе с этим переполняет меня.
По сухому из-за мороза снегу я иду в лачугу, чтобы одеться. Чтобы взять лопату и лом. Чтобы самый худший из дней начался окончательно.
Моя голова раскалывается. Мое тело ломит простудой, ломит похмельем, ломит холодом. Я прошу Бога забрать меня к себе, а в следующий миг вспоминаю о том, что меня ждет рабочий день, и говорю ему: «Заберешь меня потом. Сейчас еще не время».
Я – сконцентрированный комочек боли.
В одной руке лом. Пока что он не въедается в остатки кожи на ладонях. В другой руке лопата. Она еще не сдирает остатки кожи с ладоней. Оба этих предмета пока что безобидны. Эти средства труда находятся в равновесии, в спокойствии… Они пока что спят подобно этому кладбищу. Пока что здесь никого, кроме меня, нет. Здесь пока что только я и мои голоса.
Я – единственная живая душа на кладбище, полном мертвых тел. Я – мертвое тело с пока еще живой душой.
Планерка. Мои новые одноразовые друзья курят, зубоскалят, косятся в мою сторону. Позади раздается голос.
– Его святейшество не может сегодня выйти к вам. Он заболел, – твердит молодой голос.
«Жирного ублюдка сразила молния за все прегрешения?» – думаю я.
– Вы его замените? – спрашиваю я, даже не узрев человека.
– Да, – отвечает он и появляется перед строем.
Это его сын. Сын жирного ублюдка. Поджарый парень лет двадцати пяти. Он коммерсант, который может даже мертвому впарить набор чудо-ножей, чтобы тот мог отрезать от себя куски гнилого мяса и скармливать червям. Я его знаю. У меня есть набор причин, согласно которым я должен его знать. У меня есть ряд мотивов, чтобы знать о нем больше, чем кто бы то ни было.
– А кто же будет вести церемонии погребений? – спрашиваю я.
– Я – сын нашего многоуважаемого сына божьего, – с гонором накокаиненного порно-режиссера выдает он. – Мой отец научил меня всему, когда я был маленьким.
«Учил тому, чего не знает сам, – думаю я. – Учил бредням, учил вранью».
– Тогда ведите нас, сын нашего святого отца, – говорю я, и мы направляемся к месту, в котором начнется новый ряд ям для тел.
Уже на месте он обращается ко мне.