Последняя тетрадь. Изменчивые тени - стр. 53
Не могу не вспомнить один весьма удивительный пример лихачевской отваги: 20 августа 1991 года его выступление вместе с Собчаком на Дворцовой площади против введения чрезвычайного положения и ГКЧП. Тогда Дмитрий Сергеевич проявил подлинное бесстрашие. Выступление Собчака было по-настоящему отважным поступком: части Ленинградского гарнизона ждали команды из Москвы. Но Анатолий Александрович был политиком. И профессия политика – рисковать. Для Дмитрия Сергеевича это не было профессией, но он принял одинаковую с Собчаком долю риска. Между прочим, исход политической схватки между демократией и прежним режимом был тогда непредсказуем. Многие функционеры слали в Москву телеграммы с выражениями верноподданничества. Лихачев выступил безоглядно.
Наверное, в разные эпохи, в разные исторические моменты страна получает разную власть. Когда-то власть более справедлива, когда-то – менее. Когда-то она совершает больше ошибок, когда-то – меньше. Но «эра милосердия» пока остается лишь утопией. А это означает, что перед каждым новым поколением порядочных людей и перед каждым порядочным человеком в отдельности снова и снова будут вставать те же вопросы, примеры решения которых дал своей жизнью Дмитрий Сергеевич Лихачев.
Лихачев рассказывал: «Академику Марру выделили кабинет площадью не меньше двух тысяч метров. Там автомобиль мог ходить. Стол письменный поставили на возвышении. Настоящий тронный зал. Пришел к нему однажды Б. Маленького роста, стоит как перед престолом. Марр растрогался, пошел провожать его, в проеме между двумя дверьми (вторую начальство поставило, чтобы не подслушивали) Марр остановил Б. и сказал тихо:
– Меня считают марксистом, а я ничего Маркса не читал, – он засмеялся, – и не собираюсь».
«Русская православная церковь не покаялась за то, что сотрудничала с советской властью, нарушала тайну исповеди, имела священников – членов партии» (Д.С. Лихачев).
– Даже в случаях тупиковых, – говорил Дмитрий Сергеевич, – когда все глухо, когда вас не слышат, будьте добры высказывать свое мнение. Не отмалчивайтесь, выступайте. Я заставляю себя выступать, чтобы прозвучал хоть один голос.
Европа для русских была прежде всего Германия, открылась через немцев. И вскоре русский немец Фонвизин пишет: «Мы больше люди, нежели немцы».
Немецкая рациональность сперва привлекала, потом стала отталкивать, нам не хватило в немце человека.
– Наверное, я не человек.
– Это почему?
– У нас все для человека. А раз для меня ничего нет, значит, я еще не человек.
Если раздеть ее, появится Венера, целомудренно-прекрасная. Совершенство форм, движений. Если оденется в свои драные джинсы, рубаху навыпуск – кабацкая девка.