Последняя ночь последнего царя - стр. 21

И он предложил нам свою смерть. Смертью смерть поправ. Тогда за дверью я и услышал: «В моем конце мое начало». И в этом была истинная загадка его взгляда – взгляд тельца на заклание. (Шепчет). Убиенным, он задумал вернуться в Россию…

Молчание.

И знаешь, о чем просил он перед своим убийством?

ЮРОВСКИЙ. Я не хочу знать о тиране.

МАРАТОВ. Это важно – что просят перед смертью… Даже тираны!? Тебе ведь умирать…

Молчание.

За два дня до расстрела я нашел на его столе письмо. Он оставил мне письмо… младшенькой… Девичье письмо подруге. Помню, были вложены засушенные цветы, те, что привезли они с собой из Царского, где были счастливы. И первая строчка в письме была. «Отец просил передать, чтобы не мстили за него. Он всех простил… И молится за всех». Такие слова накануне невиданной муки написала маленькая девочка. И потом, когда пришел грузовик, и ты держал безумную речь перед безумными. Мне бы выйти к вам, рассказать, сумасшедшим, то, что поняла маленькая девочка… Но, конечно, не вышел… Не сказал.

ЮРОВСКИЙ. Ты сбежал.

МАРАТОВ. Да. Умыл руки… С тех пор ощущаю себя мертвым и зачем-то живым. Галлюцинации мучают. И все жду увидеть ее, чтобы она повторила те слова. Но она не приходит. Приходят только они – старая парочка… И я все мучаюсь – почему не приходит она? И только ты мне можешь помочь понять. Я рассказал тебе все. Твоя очередь…

ЮРОВСКИЙ. Я понимаю – ты сумасшедший. Но говори яснее. Что ты хочешь услышать?

МАРАТОВ. Я начал понимать это уже в начале двадцатых, когда во всем мире заговорили об этой женщине. Ты помнишь?

ЮРОВСКИЙ. О какой женщине?

МАРАТОВ. Не лукавь, ты понимаешь… Именно тогда появилась в Берлине женщина, которая объявила себя…

Молчание.

МАРАТОВ. Анастасией. И потом я увидел ее лицо на газетных фотографиях. Это было лицо! Младшенькой! Только радостная прелесть ушла. Будто мертвое.

А потом я прочел про след сведенной родинки. На ее теле – там, где когда-то свели родинку у юной Анастасии, и одинаковое строение ушной раковины, и сходство их почерков, и, наконец, подробности жизни Семьи, о которых та свободно рассказывала.

ЮРОВСКИЙ. Убили! Их всех… Всех – убили!

МАРАТОВ. Да-да, но… Но лицо не давало покоя! В минуты тоски и ужаса… Какая это тоска и какой ужас! я думал – а вдруг?

ЮРОВСКИЙ. Всех, всех, всех!

МАРАТОВ. И вот тогда я узнал, что ты составил секретную Записку – отчет о расстреле.

ЮРОВСКИЙ. Да, да написал Записку в правительство. И потом много писал и рассказывал о расстреле. Мы всех убили!

МАРАТОВ. Но меня поразила дата, Юровский, ты написал эту Записку тотчас после того, как в Берлине появилась она.