Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - стр. 22

– Успокойся, успокойся, сумасшедшая! – слышала Элейн, но совершенно не собиралась сдаваться. – Острые же у тебя кости!

Оддин выставлял ладони вперед, пытаясь защититься, но когда понял, что Элейн не собирается останавливаться, все же исхитрился поймать ее запястья. Он сжал их на мгновение, а затем привстал и заломил ей за спину.

Элейн тяжело дышала, но сил вырываться, кричать и даже разговаривать у нее уже не осталось. Она попыталась освободиться, но Оддин прижимал ее к себе слишком крепко – так крепко, что она начала задыхаться.

– А теперь угомонись. Это был не я в Думне, – весомо проговорил Оддин, немного запыхавшись. – Там был мой брат.

Мир сузился до крохотного клочка земли, до крепких объятий. Элейн замерла, слушая собственное сердцебиение и дыхание карнаби. Он оттолкнул ее, выхватив саблю.

– Предупреждаю сразу: дернешься – и лезвие оставит глубокий шрам.

Острие коснулось ее щеки. Элейн перевела взгляд на Оддина.

– Выслушай меня. В конце концов, ты из Кападонии, а, как я слышал, если кападонцы чем-то и славятся, помимо чрезмерного упрямства, так это умением слушать.

– Ничего подобного, – отозвалась Элейн, косясь на пускающую блики сталь.

– Не лучший момент, чтобы со мной спорить, не находишь?

Оддин говорил беззлобно, но Элейн была вынуждена мысленно согласиться, поэтому просто промолчала.

– Я… слышал о Думне. Знаю, что там произошло. И приношу свои глубочайшие соболезнования. Но я никогда не был в этом месте. Тем отрядом, – Оддин вздохнул, – руководил мой старший брат. Мы очень похожи, поэтому неудивительно, что ты перепутала.

– Ты лжешь. Я помню твое лицо в мельчайших деталях. Я помню родинки на скуле.

– Ошибаешься, у моего брата родинка на щеке, возле уголка рта.

– Но…

Она замерла. Теперь, когда Оддин сказал об этом, у нее появились сомнения. А помнила ли она вообще о родинках до того, как встретилась с Оддином в Лимесе?..

– Посмотри на меня. Внимательно.

Она встретилась взглядом с парой светлых глаз. Нет, в них не было безумия, бессмысленной жестокости, что была у того человека. Но тогда он мог находиться в невменяемом состоянии, опьяненный многочисленными кровавыми расправами.

– Сознание играет с тобой злую шутку, – мягко произнес он, опуская оружие, – дорисовывая картинку, которая отложилась в памяти. Кажется, что ты видела именно меня, но если бы здесь оказался мой брат, то сразу осознала бы ошибку. Мы похожи; встретив нас по отдельности, малознакомый человек легко может ошибиться. Когда же мы рядом, разница очевидна. Кто-то говорит, что у Ковина жестокие глаза. Кто-то считает, что у него более резкие черты лица. Третьи сразу отмечают родинки. Я же считаю, что наше главное отличие в том, что в брате просто нет ничего человеческого.