Последняя из Племени Роха - стр. 16

Чтобы наладить коммуникацию, я стала ходить на занятия к малышам. Школы как таковой в племени Роха не было, так же как и письменности. Старики и старухи рассказывали детям легенды, истории семей племени, передавали традиции. Малыши не возражали моей компании, а я внимательно слушала, пытаясь вникнуть в структуру языка.

Когда дети-орки прониклись ко мне симпатией, понадобилось всего одна фраза «ко вараг кар» ‘что это’, чтобы углубиться в изучение языка. Я показывала детям предмет или действие, спрашивала: «Что это?» – и те охотно отвечали. Когда жестов и предметов под рукой стало недостаточно, я начала рисовать картинки в своих тетрадях, чтобы донести до детей смысл вопроса, чем привела их в восторг.

Однажды я подарила им несколько тетрадей и две самопишущие ручки, и малыши самоотверженно малевали в них целый день. А вечером в дом к Шептухе пришли их родители.

Орки всегда выглядят свирепыми из-за полос на коже и развитых челюстей. Но те, кто пришел в тот день, были просто в бешенстве. Деревянная дверь в жилище Шептухи с грохотом распахнулась и ударилась о стену. На пороге стояли мужчина и женщина, но говорили они от лица многих. Глаза их горели желтым огнем, а остроконечные уши трепетали при каждом слове. В руках они держали исписанные детьми тетради. Они говорили со старухой, тыча пальцами то в тетради, то на меня, сжавшуюся в углу. Шептуха внимательно посмотрела на меня, и глаза ее тоже загорелись желтым огнем, но всего на несколько секунд. Потом она вздохнула, повела плечами, поправляя одну из бесчисленных шерстяных накидок, укутывающих ее, и заговорила с разъяренными орками спокойным, почти убаюкивающим голосом. Орки попытались возразить, но Шептуха подняла ладони, и они мигом присмирели. Бросив на меня последний злой взгляд, они поклонились старухе, бросили тетради к ее ногам и вышли из хижины.

Я наконец осмелилась вздохнуть и спросила:

– Что плохо?

Шептуха покачала головой, глядя на тетради под ногами.

– Мы не пишем, мы сказываем, – сказала она. – Живые сказывают. Пишут мертвые. Когда больше некому сказывать.

Я искренне попыталась понять смысл сказанного.

– Это – плохо, – продолжила Шептуха, тщательно подбирая слова. – Знак дурного будущего для всего племени.

– Мне жаль, – тихо сказала я, чувствуя, как кровь отливает от лица, и голова становится пустой и легкой. – Ты… Я должна уйти?

Шептуха снова покачала головой, когтем ноги поддев одну из тетрадей. Та открылась, обнажая детские каракули.

– Можешь остаться. Но завтра – сжечь, – она указала на тетради. – Сжечь все, – добавила она с нажимом, внимательно глядя мне лицо.