Последняя Академия Элизабет Чарльстон - стр. 29
Хотя я сама, если честно, не до конца понимала природу своего дара. Просто знала — если поймают, мне конец. Серые Пастыри предпочитают держать таких, как я, взаперти, а еще лучше в магической изоляции… а то, по мнению простого народа, мы беду кликаем. Приносим ее всюду — где бы ни появлялись. И проще избавиться от такой, как я, чем объяснять каждому, что он ошибается.
Итак, некрологи.
Я пробежалась по пяти столбикам взглядом, поскорбела вместе с прихожанами церкви святого Гоблина, у них умер святой орк. Опечалилась кончине местного художника, великий был человек. И даже уход неизвестной Сьюзен Колинз заставил взгрустнуть.
Я уже готовилась отложить газету, когда что-то кольнуло меня в грудь и заставило перечитать последний некролог еще раз.
“Коллектив гостиницы «Пристань путника» скорбит о потере Сьюзен Колинз. Она была лучшей сотрудницей и запомнилась всем нашим клиентам как превосходная актриса и певица. Светлая память тебе, наша солнечная Сью…”
Солнечная.
Рыжая.
В памяти вспыхнул образ той самой придорожной гостиницы, где я ночевала до приезда в академию, и утро, когда встретила Виктора Фенира. Он ведь спустился тогда с двумя девушками, и я точно помнила, что одну из них звали Сью, более того, кажется, я видела ее в своем видении позже…
Только потом забыла.
Она просто выскользнула у меня из головы, а ведь я даже собиралась наведаться в трактир снова. И вот сегодня прочла, что девушка мертва.
Я все же отбросила газету в сторону и схватилась за голову.
Неужели опять начинается? Но почему так быстро? Обычно у меня был хотя бы год тишины и покоя на новом месте. Почему я опять вижу все эти знамения зла?
Голову буквально разламывало от вопросов, и мне хотелось кричать. Я ведь не предсказатель, хоть иногда и вижу будущее, а иногда прошлое. Я — нечто другое. Худшее из всего, что могла себе пожелать. И мои видения — это только ужасы. Смерти. Убийства. Трагедии. Я — как маяк, что манит обреченные души показать мне свою ужасную судьбу.
От нервов начала задыхаться. Воздух буквально исчез из моей груди, и я обхватила себя руками, попыталась успокоиться, но тело меня предавало. Зрение вновь исчезало.
Стены комнаты подернулись дымкой и исчезли, являя вместо себя совершенно другое помещение.
Это был чей-то кабинет. Очень просторный, ярко освещенный солнечным светом и богато обставленный дорогой мебелью из красного дерева. За огромным рабочим столом лицом ко мне сидел мужчина — я сразу узнала в нем ректора Гордона Фенира. А вот его собеседник располагался ко мне спиной, но даже так я поняла, кто это — его брат Виктор.