Последний ученик магистра - стр. 41
Туча пыли, ржание лошадей, вопли радости и отчаяния, вот что такое финиш тридцатикилометрового заезда.
– Я отдам тебя на колбасу, тварь! – Свист хлыста и испуганное ржание жеребенка привлекли мое внимание. Проигравший спор купец хлестал лошадь, а та в свою очередь прикрывала от ударов своего жеребенка. Кобылу придерживал за узду наездник, а свободно бегающий жеребенок путался у матери между ног, заставляя ту подставлять под удары свое тело.
– Во сколько ты оцениваешь это мясо?
Купец, обрадованный скорым наказанием виновницы его проигрыша, принял меня за мясника и не оборачиваясь крикнул:
– Два серебра за эту тварь и ее сынка. И сделай мне одолжение, принеси мне колбасы из нее.
– Держи свое серебро. – Я бросил в пыль перед ним две монеты.
– Возьми уздечку и не бойся, она добрая, – сказал я мальцу.
– Уздечка и седло стоят денег!
В пыль упала еще одна монета.
– Прощай, тварь! – Купец хлестнул напоследок лошадь. И упал, сбитый с ног ударом моего кулака в ухо.
– Как ты смеешь, урод, бить мою лошадь? Эй, стража! – заревел я. Подбежали два молодца. – Этот человек ударил МОЮ лошадь хлыстом. Сотня свидетелей это видела. Я требую с него пять золотых возмещения ущерба моей лошади. Деньги принести в харчевню «У Бабамы». Спросите Рэя ван Оржа.
Вот так у меня появились Лада и Тепа.
Судя по тому, что лошадь тяжело дышала, она только что пришла на финиш. Ускоренные ночные курсы говорили, что в таких случаях лошадь надо «выходить», то есть обязательно заставить ее хоть медленно, но ходить, пока не нормализуется дыхание. Этим я и заставил заниматься своего гида. А сам побрел меж лошадей, лошадников, барыг. По классике жанра мне нужна была еще «заводная» лошадь для личных вещей, слуга (типа Планше) и лошадь для слуги. Выбор был велик. Одномоментно на рынок поступило около трехсот лошадей. Под это дело лошадники вывели из своих табунов еще несколько сот животных. Глаза разбегались от пятен окраса, но опыт, приобретенный за пару ночей и десяток «жизней», безошибочно определял пороки и достоинства товара. Наконец я остановился перед худощавым мужчиной средних лет, он стоял у коновязи и обихаживал двух трехлеток.
– Что, в первую десятку не попали?
– И даже в первую сотню, ваша милость.
– Продаешь?
– Хозяин продает, я работник, сегодня последний день работаю, десять лет долг отрабатывал.
– Ты ведь не рабатец?
– Да, ваша милость, я нантец. Мой долг перекупил хозяин, ему нужен был опытный работник на конюшне, так я попал в Рабат.
– Домой собираешься?
– Да, ваша милость.
– Мне нужен слуга, у меня три лошади, жеребенок и дорога до Соло. Работа проста – помыть, почистить, обиходить, собрать дрова для костра и смотреть по сторонам. Поменьше болтать, побольше делать, серебряный в неделю. Зови хозяина, этих трехлеток я покупаю.