Последний трюк - стр. 59
– Брат, пожалуйста, – слышу я голос Шеллы.
Отметины вокруг моего глаза медленно закрываются, но сперва проклинают меня ещё одним видением.
Мать стоит перед зеркалом, накладывая мазь на порез на ключице, но видит что-то под ним. Она распахивает верхнюю часть своего одеяния. На её коже на языке берабесков вырезано слово. Шрам выглядит старым, почти зажившим, но вчера его не было.
Чёрное солнце за окном поднимается и опускается, поднимается и опускается. Всякий раз оно возвращает меня к Бене-маат, стоящей перед зеркалом, видящей новое слово, начертанное шрамами на холсте её тела: каждое слово связано с новым несчастным случаем, новой бедой, неумолимо приближающей её конец.
«Проклятие» – так назвал это мой отец.
Я пытаюсь закрыть глаза, чтобы не видеть маму такой, но последние следы энигматизма открывают мне весь текст целиком. Я лишь немного знаю по-берабесски, но умею читать достаточно, чтобы понять: тонкие линии сами собой медленно вырезающиеся на теле моей матери, – слова радости. Благочестия. Молитвы.
Мир Теней исчез, и я снова очутился в дароменском дворце, у дверей своих покоев. Сестра обнимала меня, чтобы я не упал.
– Он её убил, – произнес я вслух. – Правоверные швырнули Проклятие, но они лишь призвали его силу. Они сделали это ради него.
– Кого? – спросила Шелла.
– Бога.
Город мечты
Дом – это чувства. Воспоминание о тёплой постели. Голоса твоих родителей, зовущих тебя завтракать. Дом – это не крыша и не четыре стены. Это вообще не место.
Может, именно поэтому его так трудно снова найти, если ты отсутствовал слишком долго.
Глава 14. Приступы гнева
Караван экипажей и повозок с припасами, растянувшийся на милю, а также сотни верховых солдат, слуг и дипломатов двигались по сверкающей западной имперской дороге со всем изяществом бронированного червя, скользящего по грязи. Каждый медленный шаг моей лошади напоминал о том, что я приближаюсь к дому, из которого давным-давно сбежал и куда поклялся никогда не возвращаться.
Дорога от столицы Дарома, до Оатас Джан-Ксана, города, где я родился, занимает девятнадцать дней. Совсем немного, если забыть о том, что до первого дня рождения Бога осталось всего несколько недель, а празднества в его честь включают в себя объявление войны. Так почему же королева, не говоря уж о Шептунах, медлила, неужели только чтобы присутствовать на похоронах женщины, с которой никогда даже не встречалась?
– Мило, тебе не кажется? – спросила Шелла, придержав лошадь, чтобы подъехать ближе ко мне.
Я оставался в хвосте каравана, предпочитая избегать сердитых взглядов и приглушённых угроз магов из свиты моего отца. Королева постоянно проводила частные собрания в своём экипаже, и её советники – в число которых в эти дни всегда входил по крайней мере один Шептун – отлично справлялись с тем, чтобы меня к ней не подпускать.