Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов - стр. 41
– Приказ командующего группой армий «Висла», – ехидно сказал он и, торжествующе: – Рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера! Желаете ознакомиться?
Он развернул лист бумаги, протянул изумленному Фрике. Тот взял, пробежал глазами текст, остолбенело уставился на подпись.
– Господи, спаси и сохрани, – сказал Фрике и осенил себя крестом, – Господи, спаси и сохрани Германию! – прочувственно добавил он.
В сопровождающие им выделили Штейнхауэра. Юрген шагал рядом с ним.
– А я слышал, что ваша бригада в Словакии, подавляет очередное восстание, – сказал он.
– Да, Старик в Словакии, а я здесь, – ответил Штейнхауэр.
– Что так?
– Все достало! И Старик достал! Я подал рапорт о переводе. Я ведь вольная птица, как и ты, прошел испытание, имею право. Старик был недоволен, но это его проблемы. Старик был всегда немного не в себе (не немного, подумал Юрген), а после Варшавы окончательно сбрендил (не после, а, по крайней мере, там, подумал Юрген и кивнул, соглашаясь). Ему все людей не хватало, так он что придумал – брать в бригаду политических! Никогда бы не поверил, если бы сам не читал то его письмо Гиммлеру. Старик мне его показал, он любил похвастаться своим – как там его? – стилем! Сейчас вспомню, – Штейнхауэр напрягся, – вот!
Он начал говорить как по писаному, вольно или невольно копируя хрипловатый голос Дирлевангера:
– В первой половине 30-х годов, когда подавляющее большинство населения Германии вдохновенно тянуло вверх правую руку в нацистском приветствии, эти люди не побоялись остаться верными своим идеям, коммунизму, например, или демократическим принципам, и открыто пропагандировали их, боролись с господствующей системой, за что впоследствии и поплатились. Все это свидетельствует о наличии у таковых людей сильного характера и бойцовских качеств, так почему бы их не использовать теперь на благо рейха в случае, если к данному моменту некоторые из них уже раскаялись в содеянном и хотели бы службой на фронте искупить свою вину и принести пользу Германии.
– Ну и что особенного? – пожал плечами Юрген. – У нас в пятисотых испытательных батальонах такие были и есть, а 999-я бригада и вовсе сплошь из них состояла. К нам тут перевели одного из 999-й, гнилой человечишка был, социал-демократ.
– Нет, ты не понимаешь! К вам и тем более в 999-ю попадали болтуны, а Старик вел речь о настоящих врагах, о членах боевых дружин и прочих отморозках. Самое удивительное, что Гиммлер согласился. Перетрясли Дахау, Бухенвальд, Освенцим, Заксенхаузен, Нойенгамме, Равенсбрюк, Маутхаузен, – перечислял Штейнхауэр, а Юрген только диву давался. Он имел некоторый лагерный опыт, но как-то никогда не задумывался, сколько же на самом деле концлагерей в Германии. Выходило много. – Набрали почти две тысячи человек, – продолжал между тем Штейнхауэр. – И сразу к нам, даже не подкормили как следует. Посмотрел я на них и подумал: нет, мне, честному браконьеру, с этими твердолобыми не по пути. Я с моими парнями не привык в бою назад оглядываться, а эти, чуть зазеваешься, всадят пулю сзади, только и видели старину Гейнца Штейнхауэра. Я Старику выложил все начистоту и – подал рапорт. Ну вот, пришли.