Последний самурай - стр. 36

Тут я подумала: должен же быть еще какой-то способ устроить так, чтоб не пришлось все это слушать, и способ, конечно, был. Либераче ведь привел меня сюда, чтоб закадрить, так? Закрыть ему рот ладонью будет грубо, но если закрыть ему рот губами, он тоже замолчит, а я не нагрублю. У него были большие глаза, точно прозрачное бутылочное стекло, очерченные черным, как у ночного зверя; если его поцеловать, решила я, не придется больше его слушать, и вдобавок я приближусь к этому прекрасноглазому зверю.

Он что-то сказал, замолчал, и не успел он заговорить вновь, я его поцеловала, и тотчас наступила блаженная тишина. Было очень тихо, только Либераче глупо хихикнул, но хихиканье потом прекратилось, а его монологу не было конца.

Я еще не протрезвела и все размышляла, как бы поступить и обойтись при этом без непростительной грубости. Ну, подумала я, можно с ним переспать, это не будет грубо, и когда он расстегнул на мне платье, откликнулась как подобает.

Большая ошибка.

Воет ветер. Льет холодный дождь. Под яростным ветром и ливнем хлопает оберточная бумага на окне.

Мы сидим в спальне, смотрим шедевр современного кинематографа. С утра я три часа просидела за компьютером + с поправкой на вмешательства печатала часа полтора. В конце концов сказала, что иду наверх смотреть «Семь самураев» + Л сказал, что тоже хочет. Л прочел песни 1–10 «Одиссеи»; историю про циклопа перечитал шесть раз. Еще он прочел про Синдбада-морехода, три главы «Алгебры по-простому», и несколько страниц из «Метаморфоз» и из «Калилы и Димны» и из 1-й книги Самуила – по какой-то системе, которой я не понимаю, и на каждой книге он засыпает меня вопросами.

Я знаю – во всяком случае, говорю себе, – что лучше так, чем японский (поскольку сейчас я хотя бы на 80% вопросов знаю ответы), + я помню, что сама ему велела. «Илиаду» он читал год – уж не знаю, откуда мне было знать, что 10 песен «Одиссеи» он осилит за три недели.

Я тут вспомнила, что в Книге Ионы всего четыре страницы. Вопросы про иврит – наверняка не так страшно, как про японский. Может, еще не поздно сказать, что вообще-то я имела в виду Иеремию.

Надо печатать «Рыбалку для профи», ее ждут к концу недели, но, по-моему, важно сохранить рассудок. Это обманчиво выгодное предприятие – печатать, пока не озвереешь по вине безвинного дитяти.

В интересах того же рассудка я несколько дней ничего не писала для потомков. Писать мне довольно уныло – пока писала про Моцарта, вспомнила вдруг, как моя мать наяривает песню Шуберта и говорит дяде Бадди, Господи, Бадди, да что с тобой такое, ты поешь, как бухгалтер какой, и, хлопнув крышкой, вылетает из очередного отцовского недостроенного мотеля + мчится прочь по шоссе, а дядя Бадди тихонько насвистывает мелодийку + почти ничего не говорит. И что толку об этом помнить?