Последний подарок Потемкина - стр. 44
По дороге в прачечную Светлейший не удержался от соблазна прихватить с собой блюдо с ломтями буженины и ломтиками холодной телятины, каперсами, огурчиками, а также хреном и горчицей.
– Дегтярным драите? – покрутив носом, спросил он.
– И дегтярным, и марцельским, – с поклоном отвечала старшая.
– А чего не лодыгинским?
– Не посмели, батюшка, – подоспел запыхавшийся Макарий со жгутом лыкового мочала.
– Липа? – спросил Светлейший, дожевывая и чутко поводя ноздрями.
– А как же ж…
– На колу мочало, начинай сначала! Тащи лодыгинское мыло из моей умывальни! Для духа…
Потянувшись за вторым ломтиком, он поймал Сенькин голодный взгляд, и тут же ловко впихнул ему в рот телятину. Пока Сенька жевал, благодарно поглядывая на Светлейшего, тот строго выговаривал, раскачивая гигантское блюдо на гигантской ноге:
– Извинений не приношу, уволь, покуда не услышу внятных объяснений, иначе додушу до конца на сей раз…
Сенька судорожно сглотнул и чуть было не подавился недожеванной телятиной. Но князь был начеку и звучным, но всего лишь в четверть силы шлепком направив пищевой поток в правильном направлении, произнес помягче:
– Да не бзди, а изволь объясниться… откуда ты… кто ты, ну?
– Понимаете… – абсурд происходящего заставил Сеньку собрать мысли воедино и выражать их по возможности спокойно и логично, как, к примеру, периодическую систему химических элементов, или какой-нибудь закон Бойля – Мариотта. Как будто бы он всего лишь на уроке той же физики, уговаривал он себя…
– Видите ли, Григорий Александрович, – как можно солиднее сказал он, – у меня создалось впечатление, что мы живем в разные временные эпохи. Я понимаю, что в это очень тяжело поверить, но другого объяснения у меня нет…
Слегка приподняв бровь на панибратское «Григорий Александрович», Светлейший выслушал остальную часть Сенькиного посыла без видимого скепсиса. Окинув отрока тяжелым взглядом, спросил:
– Так ты что, колдун? Это, брат, пожалуй, похуже шпиона будет…
Сенька от ужаса ушел с головой под воду и чуть было не захлебнулся, но Светлейший опять спас его. Извлек из пучины пенно-мыльной, ухватив за волосья.
– Я не колдун и не шпион! Я просто мальчик, живу в двадцатом веке! – вопил он, отплевываясь от пены, – сам не знаю, как попал к вам, в ваш восемнадцатый…
От безнадежности все его аргументы как-то разом скукожились.
– Я заметил, что не девочка, – многозначительно сказал Потёмкин, – а вот остальное нужно бы доказать. И скормил Сеньке солидный кусок буженины. Затем отправил такой же ломоть себе в рот и принялся задумчиво жевать.
Так, в молчаливом обоюдном пережевывании, прошла пара томительных минут…