Последний июль декабря - стр. 52
Историческая хроника Санкт-Петербурга.
«Это – четвертый случай самоубийства утоплением за год. Жители показывают, что после того, как самоубийца прыгает с моста, окрест слышен громкий хохот. То радуется ведьма, которую в прошлый мост замуровали по приказу Бирона. Еще жители жалуются, что по ночам из-под моста вылазит всяка нечисть, поганые рожи корчит, да срамные слова кричит…»
Из рапорта околоточного надзирателя. Полицейский архив Санкт-Петербурга, 1891 г.
«Во время блокады больше всего досталось Литейному мосту. Его, единственный, фашисты методично обстреливали каждый день. За это ленинградцы прозвали Литейный мост „Чертовым“…»
Историческая хроника Санкт-Петербурга.
Трезини! Я трогал руками те самые камни, руст. Выпуклые, шершавые. Не знаю, что со мной происходило – они как бы со мной разговаривали и били током. Росси сберег фасад Трезини! Упрятал под несколько слоев краски и штукатурки. Не решился тронуть работу великого учителя. Реставраторы – классные мужики. Когда узнали, что я через две недели приду к ним на практику, дали инструмент и разрешили немного поскоблить. И я! Я! Выявил угол пилястра! Это точно пилястр! С одной стороны правильная грань, другая ушла в стену. Я заорал как сумасшедший, все сбежались. Подтвердили – пилястр. Попросили пока молчать. Боятся сглазить. Обязательно пойдем завтра с Юлькой.
Когда уходили, я оглянулся. У стены, где я расчистил угол пилястра, стоял ТОТ самый мужик. Мы встретились глазами, он снял шляпу и помахал.
Я его узнал. Трезини. Глюк, конечно, но это точно он.
Всадник тумана
Туман. Невского полотна не видно. Плотные клочья грязной ваты ерзают меж гранита, как космы туч на небе в пасмурный день. Что под ними – вода ли, бездна ли, проход ли в иные миры – не понять. Плеска воды не слышно. Туман. Не только в воздухе. Растопырился в ушах мокрыми заглушками, вытеснил звуки.
Английская набережная щерится из желтогубого рта тремя розоватыми больными зубами домов. Ни серо-голубого особнячка с лепными наличниками, ни желто-зеленого дворца с белоснежным жабо колоннады, ни шоколадно-кремового щеголя с тонким перепояском балконов не видно вовсе: заглотил ненасытный туман.
Золотую шапку Исаакия будто срубили одним махом вместе с головой, и теперь он похож на раскорячившийся громадный сарай без крыши, окон и дверей.
Туман равнодушен и аполитичен. Отлакированный сенат начисто лишился электрических брильянтов, и его намакияженный фасад смущенно задвинулся в тень, утеряв помпезность и значительность.
Туман, вот настоящий хозяин города! Повелитель страхов и сомнений, властитель вечных болот, до времени затаившихся под асфальтом, гранитом, брусчаткой. Захочет – явит взору своевольный изгиб набережной или дырчатый блин мостовой, не захочет – никто ничего не увидит. Не поймет, как тут оказался, куда забрел, где выход… И есть ли он в этом желтом липучем вареве из неуверенности, тревоги и страха.