Последний июль декабря - стр. 31
– С камнем ничего нельзя сделать? – Девочке страшно, она боится смотреть вниз. – Как дали бы по нему молотком! Разбили на мелкие кусочки.
– Нельзя. Стало бы много маленьких атаканов, потом бы выросли… Люди поступили по-другому. Принялись молиться Богу, чтоб избавил от напасти, утихомирил злодейский камень.
– Избавил?
– Конечно. Приказал Бог Неве выйти из берегов и смыть Атакан.
– Как? Он же тяжелый.
– Река сильнее. Видишь же, ничего сейчас на берегу нет.
– Он больше не вылезет наружу? – Девочка облегченно выдыхает и снова припадает к стеклу.
– Никогда. Только красным светом из глубины пугает, чтоб люди помнили: ссориться и враждовать нельзя.
– И обижать друг друга…
– Правильно, моя умница.
Женщина целует девочку в торчащую коленку, и Юля вдруг ощущает под тугими джинсами ласковое прикосновение губ.
Это же я… – вдруг понимает она. И бабушка. Моя бабушка! И голос… Бабушкин голос! Звучит в ушах, будто все это происходит здесь и сейчас.
Бабушка погибла вместе с мамой, в одной машине. Давно. Юля еще не ходила в школу. Мамино лицо не забывалось: в доме было достаточно фотографий, а бабушкиных – ни одной. Отец сказал, что бабушка никогда не снималась. Почему? Он вообще не любил о ней говорить. Как-то обронил, что бабушка была против их брака с мамой. Видно, до сих пор держал обиду.
Юля вошла в свою комнату, остановилась перед портретом мамы. Долго стояла, пытаясь понять, похожа ли на нее бабушка из недавнего видения. Выходило – похожа, очень. А Юля очень похожа на маму. У всех троих серые, заметно приподнятые к вискам большие глаза, узкие скулы с чуть втянутыми щеками, будто впалыми, яркие губы, малость растянутые, уголками вверх, словно все время улыбающиеся. Светлые волосы.
Конечно, если б мама и бабушка были живы…
Юля возвращается в гостиную. Картинка за окном совсем расплылась, словно одно из облаков прилипло к фрамуге и теперь настырно лезет в глаза, стекая по щекам обжигающими ручейками. Промокнув щеки портьерой, Юля проводит ею же по стеклу, стирая облако.
Туман немного разошелся, и дождь вроде бы перестал. Таинственный круг у моста прояснился окончательно: еще больше побагровел, согнал от краев к центру буро-красную массу и теперь закручивает ее в тугой хвост, утягивая вниз, будто старается уничтожить следы.
Над водой, точнехонько над центром воронки, на высоте примерно половины все еще стоящего торчком Литейного крыла, висит, как приклеенный, перевернутый мерцающий конус – песочные часы, утопленные по перепонку. Плоская крышка слабо пульсирует фиолетовыми вспышками, гладкое, как бы стеклянное тело светится жемчужно-серым. Раз – и все пропало – темно. Хлоп – снова засветился. Как кто щелкает тумблером, включая и выключая подсветку. В моменты темноты из острия конуса, вернее, из того места, где оно только что просматривалось, в сердце багрового круга утыкается розовый луч. Будто конус выпускает трубу, чтобы втянуть в себя Неву, или наоборот: вода заманивает пульсирующее нечто в свои бездонные глубины. НЛО?