Последний день Джо. Инсайд из Белого дома о будущем Америки - стр. 1
© Фоер Ф., 2024
© ООО «Издательство Родина», 2024
Пролог
Инаугурация – это образ в его сознании. Она состоялась там несколько десятилетий назад и чем-то напоминала зимний день, когда истеблишмент страны сгрудился вокруг него, обхватив руками паренька из Скрэнтона. Это была триумфальная сцена, но в то же время и мстительная фантазия, поскольку либеральная элита Вашингтона уже давно закатывала на него глаза – за его болтливость, за его слишком народные истории, за его вопиющую неуверенность в себе, – и он это знал.
Постоянная недооценка Джо Байдена была его дизелем. Это побудило его продолжать гнаться за этим образом на протяжении трех президентских кампаний. Он придерживался его до семидесяти лет, несмотря на то, что лишь немногие из его коллег считали его правдоподобным, – и несмотря на то, что его неспособность отказаться от своих амбиций иногда граничила с недостойным поведением.
Он верил, что судьба – слово, которым пестрят его монологи, – иногда требует, чтобы он шел к успеху уродливым путем. На каждом этапе его взрослой жизни радость шла в ногу с травмой. И когда 20 января 2022 года образ в его голове воплотился в реальность, казалось вполне уместным, что инаугурация, которой он так долго желал, так дико отклонилась от его ожиданий, и ее преследовала смерть.
В мечтах он торжественно вступает на сцену, возведенную на западном фасаде Капитолия, через двери, которые держат открытыми морские пехотинцы. Но когда этот день наступил, стекло в этих дверях было разбито. За две недели до этого правые военизированные формирования били по ним флагштоками и похищенными полицейскими щитами, стремясь не допустить его вступления в должность. С инаугурационного помоста открывался вид на ступеньки, где полицейские, пытавшиеся отбиться от наседавшей толпы, поскальзывались в лужах крови.
Вместо демократической феерии его инаугурация была окружена проволочными заграждениями и барьерами из джерси, охранялась бронетехникой и двадцатью шестью тысячами бойцов Национальной гвардии, которые прибыли в Вашингтон на мероприятие, решив не допустить повторения насилия шестого января.
Даже если бы людям разрешили пройти через контрольно-пропускные пункты, окружающие центр города, он бы не пришел. Всю зиму он укрывался дома, опасаясь, что может умереть, вдохнув частицы болезни, витающие в воздухе. Глобальная пандемия достигла своего смертоносного пика. 19 января, накануне инаугурации, число жертв COVID превысило четыреста тысяч человек. Несмотря на разработку эффективных вакцин, у правительства было мало доз, – и не было эффективного плана по их распределению. Чтобы заполнить пространство незанятого торгового центра, организаторы инаугурации вывесили на лужайке двести тысяч флагов, символизирующих отсутствующих. Байден не мог обратиться к обожающей его толпе, только к развевающимся на ветру полотнищам.
Это была не та картинка, которая была у него в голове. Это была постапокалиптическая картина – и нация, которую он унаследовал.
Электорат обратился к Джо Байдену как к бальзаму. Вскрытие его победы объясняет его успех тем, что избиратели надеялись, что добродушный дедушка сможет привнести спокойствие и порядочность, немного развеять скуку и придать компетентности после четырех неустойчивых, изнуряющих лет Трампа.
Но ожидания избирателей в отношении Байдена не совпали с его собственными.
Родившийся в разгар Второй мировой войны и выросший в напряженные первые дни холодной войны, он считал себя втянутым событиями в борьбу за сохранение демократии. Чтобы противостоять авторитарному врагу, ему нужно было сдерживать растущую силу Китая и отгонять реваншистские амбиции России. Он должен был наглядно продемонстрировать, что американская система не является древним пережитком, каким ее изображают соперники. Он сказал, что докажет, что демократия по-прежнему способна приносить пользу своим гражданам, что она не утратила способность совершать большие дела.
Это была гораздо более сложная и рискованная задача, чем помощь стране в преодолении ее ближайших кризисов, что было достаточно сложной работой. Но это соответствовало героической самооценке Байдена, его вере в своб способность доказать, что скептики истеблишмента ошибаются, и он велик. Он верил, что сможет спасти американскую демократию, преобразовав страну, – приняв монументальное законодательство, порвав с экономической ортодоксией, переориентировав внешнюю политику на вызовы будущего.