Размер шрифта
-
+

Последний часовой - стр. 10

– Ваше величество, – тон арестанта был спокоен и оттого особенно оскорбителен, – я атеист.

Повисла пауза. Казалось, Николай не совсем понял, что ему сказали. Потом он вскочил и ринулся к двери, видимо, боясь не донести свое раздражение до порога. Створка хлопнула. Коридор сотряс громоподобный рев: «Свиньи!!!» Подследственный и генерал-адъютант Бенкендорф через стол посмотрели друг на друга. Холодноватые зеленые глаза Якушкина смеялись.

– Зря вы так, – бесстрастно бросил Александр Христофорович. – Государь не желает вам зла.

– Тогда почему он вмешивается в следствие? – саркастически хмыкнул арестант. – Согласитесь, странно видеть царя судьей в деле, столь близко его касающемся.

Бенкендорф вздохнул. Эти молодые, они и правда ничего не понимают или только прикидываются?

– Господин капитан, – его рябое остзейское лицо не выражало гнева, – вы участвовали в военном мятеже и согласно уставу заслуживаете расстрела. На что вам надеяться, кроме милости императора?

Якушкин подался вперед. Обычная меланхолическая манера исчезла, кровь бросилась в лицо от негодования.

– Я не желаю милостей тирана! Лучше быть судимым по закону, пусть и такому варварскому, как у нас!

Александр Христофорович собрал бумаги.

– В таком случае вас расстреляют.

Генерал вышел в коридор, недоумевая, стоит ли искать императора или гроза пройдет сама собой. В гневе Николай не выбирал выражений и минутами говорил такое, отчего у приближенных краснели уши. Неважно, что потом государь сожалел о сказанном, и даже готов был извиниться. Слово не воробей. Необъяснимым образом в городе узнавали: молодой самодержец дает на допросах волю чувствам.

Что не способствовало уважению. И Никс это знал. Он не был сдержанным человеком. Но изо всех сил старался. Тем более теперь. Однако по какому-то роковому стечению обстоятельств за стены крепости попадали самые постыдные слухи. Уже из уст в уста передавали его первый разговор с Трубецким.

«Что было в этой голове, когда вы, с вашим именем, вошли в заговор?! Гвардии полковник, князь! Какая милая жена! Вы погубили вашу жену! Есть у вас дети?»

«Нет».

«Счастье, что нет детей! Ваша участь будет ужасна! Я могу вас расстрелять!»

«Расстреляйте, государь!»

«Не хочу! Я хочу, чтобы вы страдали!»

Он это говорил? Возможно. Ему-то самому казалось, что все прошло в высшей степени достойно.

Трубецкого насилу выудили из дома австрийского поверенного графа Лебцельтерна, куда «диктатор» скрылся, так и не появившись на Сенатской площади. Свояк-дипломат уверял, будто князь не виноват, все происходящее – ошибка, произвол, наглая клевета… Женатые на сестрах, они прекрасно ладили, но как только Нессельроде, прибывший от имени государя, заговорил о дипломатической неприкосновенности, пришлось сдаться.

Страница 10