Последний бог - стр. 46
Времена менялись, и за восемь лет весь мир разительно преобразился. А вместе с ним изменялся Берлин. Словно стремясь заглушить боль от поражения и кабальных условий унизительного (в глазах почти всех немцев) мирного договора, столица новоявленной республики бросилась в омут развлечений и на поиски всевозможных удовольствий. Некогда чопорную прусскую столицу было не узнать – как грибы после дождя появлялись новые кабаре, театры, казино, рестораны, мюзиклы. Это не нравилось ни баронессе Аделаиде фон Минхов, ни банкиру Соломону Вайнгартену, но поделать они, представители старого поколения, ничего не могли, понимая, что мир принадлежит поколению новому, то есть их детям – Софии и Альфреду.
В конце апреля 1926 года в обоих уважаемых семействах Берлина разыгрались почти идентичные сцены.
Это произошло после того, как Альфред по-деловому, как и следовало отпрыску банкирского семейства, обрисовал Софии все прелести богатого образа жизни, признался, что безумно ее любит и попросил стать его женой. Возможно, в благословенные времена империи, столь часто поминаемые Соломоном Вайнгартеном и Аделаидой фон Минхов, молодой человек (впрочем, Альфред был не так уж и молод – ему шел четвертый десяток) испрашивал бы руки любимой прелестной дамы (впрочем, София была не так уж красива – пошла в теток по отцовской линии), стоя на коленях. Но времена совершенно изменились – предложение руки и сердца, более похожее на заключение сделки, было сделано в кинематографе. Причем в наиболее неподходящий момент – когда главная героиня, которую изображает великая актриса, узнает, что является внебрачной дочерью герцога, которого только что хотела пристрелить из очаровательного маленького револьвера, потому что тот домогался ее чести, не позволяя соединиться с мужественным моряком.
Так вот, Соломон Вайнгартен, узнав, что его старший (и единственный) сын желает сочетаться узами Гименея с Софией фон Минхов, вышел из себя. Вышагивая по кабинету шикарного особняка на Унтер-ден-Линден, он долго отчитывал сына, который, не обращая внимания на филиппики отца, спокойно попивал коньяк и наслаждался кубинской сигарой.
– Зачем тебе эта длинноносая дылда? – вещал банкир. – Мы с твоей матерью надеялись, что ты сделаешь предложение крошке Рахель, дочке моего делового партнера...
– Папа, крошка Рахель весит не меньше трех центнеров, – спокойным голосом перебил сын. – И если речь идет о внешних данных, то София даст ей фору!
– Тогда подумай о деньгах! – заявил отец. – Ее аристократическое семейство бедно как церковные мыши. Я уже навел справки – у них за душой нет ни пфеннига! Семейные драгоценности давно заложены, причем в одном из наших ломбардов, поместье в Восточной Пруссии тоже давно заложено, и опять же в нашем банке. Они в долгах как в шелках и...