Последние дни Венедикта Ерофеева - стр. 24

____________

22 сентября

В 8 утра звонит Ерофеев. «Почему в такую рань? – спрашиваю. – Проверяешь, дома ли я?» Договорились созвониться в 9 вечера, чтобы обсудить поездку в Абрамцево. Не позвонил. В 10 вечера звоню сама. В трубке нетрезвое: «Глупая дура. До свидания!» И… короткие гудки.

____________

23 сентября

Утром снова звонит. Сообщает: «Как только я проснулся, то сразу подумал о тебе. Чувствую себя скверно. Вот если бы ты приехала, мне сразу стало бы намного лучше». Договорились, что позвоню ему в 12.30, чтобы точно условиться 24-го все же отправиться в Абрамцево. Звоню. Голос сухой. «Поеду один. Обойдусь. До свидания».

____________

25 сентября

Все же вечером позвонила. Веничка: «Куда ты пропала? Хотел позвонить утром, но решил не будить. Ты же решила не идти на работу». С радостью согласился пойти со мной на квартирную выставку художницы Натты Конышевой у Н. Бабасян. Пригласила и Галю.

Ничего не понятно в его поведении… Какой-то детский сад. Галя воспринимает все это как проявление ко мне его нежности.

____________

27 сентября

Пошли с Ерофеевым на ретроспективную выставку художников-шестидесятников. Понравились ему немногие. Особенно выделил графику Бориса Свешникова (лагерные рисунки), Леонида Берлина и Вадима Сидура. Сказал про них: «Думающие». Обещала пойти с ним в гости к Свешникову, представила в зале Берлину. Пригласил нас в свою мастерскую.

Веня рассказал мне о приезде одного поляка из Варшавы, который привез ему свою диссертацию по его творчеству. Поляк за бутылкой 70-градусного напитка рассказывал, как Ерофеева все в Польше любят, называют Веничкой, в Варшавском университетском театре вовсю идет «Вальпургиева ночь». Сделал ему и Гале на полгода вызов в Польшу. Правда, Ерофеева несколько раздражило, что в диссертации написано, что он идет от Булгакова. «А я его терпеть не могу, – сказал мне Веня, – прочитал двадцать страниц и отложил». Не очень-то ему поверила. Нравится не нравится – дело вкуса, и наверняка, хотя бы из профессионального любопытства, дочитал он «Мастера» до конца.

____________

28 сентября

Уезжаю на встречу с кинорежиссером Иосифом Пастернаком. Он ставит фильм об андеграундном искусстве 60-х «Черный квадрат» и просит меня отвезти его в психиатрическую больницу к замечательному художнику Владимиру Яковлеву[11]. Хочет взять у него интервью и снять на камеру.

По дороге много рассказываю Пастернаку о Яковлеве, цитируя ему высказывания о нем известных художников и искусствоведов, в том числе и художника Игоря Ворошилова. «Яковлев… Последняя веточка рая, увядшая на корню. Все его страдания – страдания русской живописи. Если Яковлев в дурдоме, страдает, ждет солнца, то и русская живопись там же. Как кинокритик, я могу отметить чрезвычайную живость его вещей. Как философ, я вижу там борьбу с материей – глухой, непонятной, неиндивидуальной и агрессивной. Самые лучшие его работы похожи на взрывы вулканов. Он будит материю».