Последние дни Нового Парижа - стр. 26

В пустых классах полуразрушенного лицея Бюффон нет ничего, кроме пыли и птичьих трупов. Тибо направляет винтовку на Сэм. Она не пугается. Она опускает свои сумки на землю, как багаж на железнодорожной платформе.

– Послушай, американка. – Тибо пытается говорить грубо. – Я парижанин. Я из «Руки с пером». – «Лжец, – думает он. – Меня вообще не должно здесь быть». – Я сражался с демонами, манифами, нацистами, коллаборационистами и убивал их всех. – В его кармане – марсельская карта, секретная фишка бунтовщиков. – Почему они гнались за тобой? Я уже сказал, что думаю. Мне не случалось видеть ни таких волко-столиков, ни манифов, которые подчиняются нацистам.

– Нет? А как насчет «аэроживописи»?

Он моргает.

– Это почти не считается. – Настоящих фашистских манифов, вроде тех стремительных футуристических «самолетов», по-прежнему очень мало. – И они не подчиняются ни фашистам, ни кому-то еще, они просто… носятся туда-сюда.

– Фовисты? – спрашивает Сэм. – Ничтожная старая звезда?

На протяжении недолгого времени пастыри искусства из числа вишистов-кураторов «Молодой Франции» пытались приручить пестрых задавак, сошедших с полотен Дерена, а также рассеянный и меланхоличный сгусток серого света, соткавшийся из строк, написанных ярой поклонницей режима Виши[16]. Однако существа не поддавались контролю и не позволяли обвести себя вокруг пальца. Тибо уже давно ничего не слышал о грубо выписанных и ярких фовистских фигурах, но звезда, как предполагалось, все еще бродила по улицам ночами, излучая недоумение.

– Волко-столики – это сюрреализм! – взрывается Тибо. – Их нельзя сравнивать со стишком, который написала какая-то дура-американка, или с фовистскими каракулями, или с Дереновским дерьмом…

– Видала я вещи похуже, чем эти столики, подчиняющиеся приказам, – парирует Сэм. – Одну огромную вещь, выдранную из самой сердцевины искусства. Не обманывай себя, твердя, будто Рейху не суждено однажды постичь, как сотворенные образы проявляются в реальном мире.

Тибо прищуривается.

– Ошибаешься.

Сэм пожимает плечами.

– Если проявим все мои пленки, я тебе покажу.

– Откуда ты столько знаешь?

– Следователь из тебя так себе. Прыгаешь к новым вопросам, не давая мне ответить на старые. Ты хотел узнать, почему они за мной гнались, – или забыл?

– Ну так почему же?

– Хм, нет, давай и впрямь это пропустим. Я знаю все то, что знаю, потому что это моя работа. Я сюда попала несколько недель назад. Я из Нью-Йорка. Я фотограф и музейный смотритель.

– Ты проникла сквозь баррикады?! – потрясенно переспрашивает Тибо. – Из внешнего мира?