Последние Девушки - стр. 14
Лайза прислала мне экземпляр сразу после событий в «Сосновом коттедже». Внутри была дарственная надпись: «Великолепной Куинси, с которой нас породнил опыт выживания. Сестра, если тебе нужно поговорить, я всегда рядом». Внизу был приписан номер телефона – аккуратными, похожими на кубики цифрами.
У меня не было намерения по нему звонить. Я убедила себя, что не нуждаюсь ни в какой помощи. Зачем мне за ней обращаться, если я все равно ничего не помню?
Однако я оказалась не готова к тому, что каждая газета, каждый новостной канал возьмется в мельчайших подробностях описывать резню в «Сосновом коттедже». И то, что это был не столько коттедж, сколько хижина, не имело никакого значения. К тому же он официально носил это название – его выжгли на кедровой дощечке и прибили над дверью, как в летнем лагере.
Если не считать похорон, я все время лежала пластом. И выходила из дома только к врачу или на сеанс психотерапии. Поскольку журналисты разбили на нашей лужайке лагерь, мама была вынуждена выпускать меня через заднюю дверь, после чего я через соседский двор шла к машине, дожидавшейся в квартале от дома. Что совершенно не помешало журналу «Пипл» шлепнуть на обложке мою школьную фотографию, снабдив ее подписью «Она выжила!», тянувшейся по моему прыщавому подбородку.
Все жаждали взять у меня эксклюзивное интервью. Репортеры звонили, писали смс и электронные письма. Одна прославленная телеведущая – отвращение не дает мне назвать ее по имени – барабанила в нашу дверь, в то время как я сидела по другую сторону, прижимаясь спиной к сотрясавшемуся под ее ударами дереву. Перед уходом она сунула под дверь записку, в которой предлагала сто тысяч долларов за обстоятельный разговор. Бумажка пахла «Шанель № 5». Я выбросила ее в корзину для мусора.
Несмотря на тоску и шрамы от ножевых ранений, на которых еще не затянулись швы, я понимала, чего они добиваются. Им не терпелось превратить меня в Последнюю Девушку.
Может, мне удалось бы справиться со всем этим лучше, будь у нас в семье хоть немного больше стабильности. Но ее не было.
К тому времени к отцу, желая взять реванш за прошлое, вернулся рак. После химиотерапии его без конца тошнило, он был слишком слаб, чтобы залечить мои душевные раны. Но он все равно пытался. Едва меня однажды не потеряв, он недвусмысленно дал понять, что теперь для него высшим приоритетом является мое благополучие. Он следил, чтобы я как следует ела, спала, чтобы я не окукливалась в своем горе. Он хотел, чтобы у меня все было хорошо, хотя самого его убивала неизлечимая болезнь. Незадолго до его кончины мне в голову пришла мысль, что «Сосновый коттедж» я пережила только потому, что папа каким-то образом заключил соглашение с Богом, выменяв мою жизнь на свою.