Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница (сборник) - стр. 82
Когда-то давным-давно этот дом принадлежал мельнику – рядом текла речка, сбегая по широким каменным ступеням между отвесными стенами берегов, заросших папоротником и цветами. Ниже по течению, не далее как в сотне шагов, она совсем пропадала из виду под густой завесой деревьев – буков и орешин. А над ними на крутом склоне позади дома, открытый солнечным лучам, лежал обнесенный стеной сад, где старик взращивал свои зеленые сокровища.
Он сразу меня узнал, хотя мы и не виделись много лет. Жил он один, не считая двух садовников да женщины с дочерью, которые смотрели за домом и варили ему пищу. Женщина получила распоряжение приготовить к ночи постели и отправилась на кухню набирать угли в жаровни и бранить дочку. Ульфин пошел задать корм нашим мулам. И мы с Блэзом остались беседовать с глазу на глаз.
Летом на севере долго не темнеет, и потому после ужина мы перешли на террасу над бегущей водой. Камни все еще дышали теплом минувшего дня, вечерний воздух был напоен запахами кипариса и розмарина. В тени под деревьями кое-где белели мраморные статуи. Посвистывал в отдалении дрозд, подголосок умолкнувших соловьев. А рядом со мною почтенный старец (magister artium, как он себя теперь именовал) говорил о прошлом на чистейшей, безупречнейшей римской латыни. Весь этот вечер был словно целиком взят из Италии времен моей молодости, когда я, юношей, путешествовал по дальним странам.
Так я и сказал моему собеседнику, и он весь расцвел от удовольствия.
– Да-да. Хочется думать, что так. Человек не должен отступаться от просвещенных вкусов своей молодости. Я ведь учился в Италии до того, как удостоился чести быть принятым на службу к твоему отцу. Ах эти годы, великие годы! Впрочем, в старости начинаешь, пожалуй, слишком часто озираться на прошлое, да, да, слишком часто.
Я вежливо заметил, что для историка это ценное свойство, и спросил, не окажет ли он мне честь и не почитает ли отдельные места из своего сочинения? Я успел заметить на каменном столе под кипарисом зажженную лампу и рядом – несколько свитков.
– Тебе в самом деле этого хочется? – обрадовался он, и мы перешли под кипарис. – Кое-что здесь и вправду, мне думается, представляет для тебя немалый интерес. И по-моему, ты мог бы к моим записям кое-что добавить. По счастливой случайности как раз эта часть лежит у меня здесь, прямо под рукой… вот… да, вот этот свиток. Присядем? Камень сухой, и вечер погожий, я полагаю, нам будет уютно тут, под розами…
Раздел его исторического труда, выбранный им для чтения, относился ко времени после возвращения Амброзия в Британию. В те годы Блэз был близок к моему отцу, я же почти все время находился в отъезде. Кончив читать, он задал мне несколько вопросов, и я рассказал ему подробности решающей битвы с Хенгистом под Каэрконаном и последующей осады Йорка, рассказал и о том, как мы заново обживали и отстраивали свою землю. Восстановил я и кое-какие пробелы в его описании Ирландской войны Утера с Гилломаном. Я тогда сопровождал Утера, а сам Амброзий оставался в Винчестере; Блэз был при нем до конца, от него я узнал тогда обстоятельства кончины моего отца, происшедшей в мое отсутствие.