Последнее плавание капитана Эриксона - стр. 34
12
Прошел еще один день плавания…
Сгустились над морем сумерки. Ход судна был едва заметен, волна невелика. Она почти беззвучно плескалась о борта. И в эту мирную, уютную тишину стали постепенно вплетаться странные звуки… грустные, отрешенные…
На палубу вышла Элен, запахнутая в серое казенное одеяло, постояла у леера, ограждающего палубу, поискала глазами источник музыки. И увидела рулевого Рольфа. Сидя на корточках у наружной стенки рулевой рубки, он что-то выводил на губной гармонике. Его мысли, а стало быть, и музыка бродили где-то далеко отсюда.
Задумчив был и стоящий у штурвала капитан. Он тоже, как и рулевой, как и Элен, поддался общей тихой минуте.
О чем думали они? О прожитом и пережитом, о тщетности суеты, о неведомом будущем?
Поднялся на палубу и Ларсен, но ушел на нос судна, туда, где движение было ощутимее всего.
Куда влечет их утлый кораблик? Что впереди? У каждого свои мысли, свои заботы и свое беспокойство.
Лишь один человек был деятелен в эти минуты, обеспечивая покой другим. Кочегар ловко, профессионально орудовал у топки. Гул огня, ритмичный и мощный рокот двигателя заглушали мелодию.
Наконец рулевой поднялся с корточек, вытер о рукав гармонику и сунул ее в карман. Стало совсем тихо. Лишь привычный клекот волн, бьющихся о борта «Эскильстуны», продолжал доноситься до рубки капитана. И он словно очнулся, решительно перевел рукоять телеграфа на «полный ход».
Заработали мощные шатуны, сильнее и энергичнее застучала машина. В открытое окно рубки ворвался ветер, стал листать страницы вахтенного журнала.
Ларсен, стоящий на носу, с удовлетворением отметил, что пароход двинулся быстрее. Он поднялся на мостик, остановился у открытого окна рубки.
– Наконец-то… – со вздохом облегчения сказал капитану. – Быстрее наконец-то пошли, говорю.
Капитан мрачно усмехнулся.
– Торопишься? Тебе надо быстрее? – спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил сквозь зубы: – Это мне, редактор, надо быстрее. Не туда, а оттуда быстрее. Потому что там, как в аду: много огня. Можно сгореть. А твои фантазии, как я понимаю, так далеко не простираются. Ты до сих пор не понял, что это не морская прогулка. Не-ет! Речь идет о жизни. Твоей, моей… – он положил вторую руку на штурвал, – …и ее.
Ветер все сильнее листал журнал.
– Фантазии, господин редактор, всегда розовые, а жизнь – она суровее… И преобладают в ней, в большинстве своем, серые да черные тона. Так вот!
Осторожно и неслышно в рубку вошел рулевой. Эриксон посторонился, передал ему штурвал.
– Пока держи строго на восток. И, пожалуйста, внимательнее. Здесь мели. А предупреждающие бакены могли и убрать.