Последнее плавание капитана Эриксона - стр. 29

И Эриксон резко захлопнул дверь перед Ларсеном.

Они плыли по Балтийскому морю уже около суток. Давно отстали хлопотливые чайки, которые долго сопровождали их от шведских берегов. Тяжелые волны гулко ударяли о борт судна.

Но вот как-то сразу, почти вдруг – капитан это почувствовал – начал меняться ветер, и, похоже, даже стали приутихать волны.

В рубку, чтобы сменить капитана, вошел рулевой. Встав у штурвала, он указал куда-то влево, коротко бросил:

– Мыс Ханко.

Но и слева, и справа была все та же чернота ночи, зато в рубку уже не доносились звуки шквального, порывистого ветра, а лишь слышались легкие сквозняковые посвисты, и на волнах постепенно исчезли белые гребни.

– Финский залив, – скорее сам себе ободряюще сказал Эриксон. – Уже веселее. Так бы и идти без неприятностей до самого Петрограда.

Рольф промолчал, его губы беззвучно двигались: он молился.

Ларсен лежал на нижней двухъярусной полке в тесной выгородке-каютке, вторая такая же полка здесь уже не помещалась. Эта двухъярусная предназначалась для троих, учитывая, что один должен находиться на вахте. Капитан свою, такую же крохотную, каюту делил с рулевым. Элен большую часть времени проводила на камбузе, он же был и кают-компанией, спала урывками здесь же, иногда в каютке для команды, когда двухъярусную полку кто-то на время освобождал.

Ларсен болел. Помимо застарелого туберкулеза, его одолевала еще и морская болезнь. Он тяжело дышал, ему не хватало воздуха, и он лихорадочными движениями судорожно пытался расстегнуть ворот рубашки, но пальцы не слушались. В мерцающем полусвете, сочащегося из круглого оконца, на его лице заметно проявились недуги. Не справившись с пуговицами, он в отчаянии заложил ладони между колен, как ребенок, которому холодно.

Скрипнула дверь, в каютку вошла Элен. Она поставила на столик стакан с какой-то темной жидкостью и заботливо прикрыла ноги Ларсена одеялом.

– Выпей сразу. Это поможет.

Он с трудом приподнялся на локте.

– Откуда ты знаешь? У тебя тоже было такое? – И виновато ей улыбнулся.

– Было всякое. Мне даже случалось отнимать у кочегара лопату, а то и вставать к штурвалу.

Она помогла ему выпить, поддерживая за затылок. Пил он с трудом, захлебываясь и морщась. Темная жидкость проливалась на его рубаху.

– Это… все… от селедки… – откашлявшись и отдышавшись, попытался объяснить он.

– Какая разница от чего, от качки или от селедки. Полежи немного, и тебе станет лучше, – успокаивающе и ласково сказала она. – Утром проснешься, а ты уже совсем здоровый.

Заметив, что Элен собирается уйти, он протянул к ней руку, попытался удержать. Но его начал сотрясать приступ кашля. Он отвернулся к стене и прижал ко рту платок.