Последнее дело капитана Дымова. Белая версия. Умрут не все… - стр. 20

Егор прекрасно помнил этот момент, так как до этого у них был месячный перерыв, а потом так внезапно. Он помотал головой, отгоняя воспоминание, сегодня, край завтра он выяснит всё. И это внезапное охлаждение к нему и где она была сегодня вечером.

Он, конечно, ничего не выяснил. Не смог. Порывался спросить, уже открывал рот и не мог. Не мог! Не мог и все тут.

Он ненавидел себя за эту слабость, ненавидел её за то, что она одним своим присутствием превращает его из веселого зубоскала, жесткого как рессорная сталь и гибкого как ивовый прут, в безвольную тряпку.

Егор не сумевший выяснить всё напрямую начал следить за женой – во сколько уходит, когда приходит. Явных изменений он не обнаружил. Да и сложно было что-то заметить, когда сам бываешь дома набегами.

Вот только во взгляде Людмилы он начал замечать безразличие и отрешенность, частенько сменяемые раздражением и брезгливостью что ли? А, хуже, последнее время она всеми силами старалась избегать его прикосновений, даже самых невинных и мимолетных, что бесило и обижало его больше всего.

Её любовь ушла, это было очевидно даже такому слепцу как Егор, но почему и когда это произошло, он не знал. Выяснить же не хватало духу.

Она не любила его, а он?

Он, любил?

Любил…

Любил и ненавидел одновременно. Эта гремучая смесь из противоположных чувств сильно отравляла ему жизнь. Заставляла нервничать и срываться, конечно же, на работе. И всё чаще он замечал – любви остаётся всё меньше, буквально на самом донышке, а вот ненависти… С ненавистью было сложнее.

Не смотря на жуткую загруженность и вытекающую из этого тупую усталость, он оставался обычным молодым мужчиной с обычными для мужского племени потребностями, если не в любви то в сексе, если не во внимании, так хоть в интересе к собственной персоне.

Тем более, мужчиной он был видным – симпатичным и обаятельным, с хорошо подвешенным языком и чувством юмора, на его шутки коллеги всегда отзывались дружным смехом. Только Людмиле они почему-то не нравились. Многие девушки и женщины их большого отдела, как обремененные второй половиной, так и одинокие, проявляли к нему интерес. Егору льстило такое внимание со стороны коллег. Да и он сам, чего греха таить, выделял из женской массы дознавателя Оксану. Ксанку, как её звали опера между собой. Стройную хохотушку с копной вечно растрепанных рыжих волос, с веснушками, хаотично рассыпанными по лицу и плечам, во взгляде которой он легко читал неприкрытый интерес к себе. И Аллочку, пухленькую бухгалтершу, очаровательно красневшую при его виде и во время посиделок норовившую сесть рядом и прижаться то круглым коленом, то пышной грудью.