После развода. Я не выбираю бывших - стр. 18

– Ладно. Утром приеду, – выходит из кухни.

Я забираю стакан с водой и выключаю свет.

Он снова бросает взгляд на лестницу, наверх, туда, где спит Лера, и поворачивается ко мне.

– Утром заеду.

– Я тебе напишу. Утром сначала сама с ней поговорю я.

– Что вы меня на второй план отодвигаете?

– Мы отодвигаем? Напомню тебе, что это ты два года назад отодвинул нас на второй план. Так что, скажи спасибо, что она, – киваю на комнату дочери, – вообще с тобой общается.

– Я ей ничего не сделал лично.

– Ты просто ушел из семьи, а так ничего.

– Это ты захотела развод, могла и простить. Разобраться.

– Нет, в этом дерьме я даже разбираться не хочу.

– Ты не думала никогда, что ты и спровоцировала меня?

– Да, думала. А еще из-за меня началось цунами и землетрясение в Турции – это тоже я.

– Надя…

– Подожди, дай вспомнить. Обрушение рубля? Моя вина. Мировая инфляция, отмена концертов в Сочи, вымирание пчел – все на мне. А, и глобальное потепление! Я же испепеляю взглядом, помнишь? Вот атмосфера и не выдержала.

– Я серьезно.

– А я нет, – качаю головой и поджимаю губы. – Серьезно у нас уже было до того, как ты пошел налево. А теперь мне остается или смеяться, или рыдать. Ну, я, знаешь ли, выбираю первое.

– Ты меня не слышишь?

– А как, по-твоему, это слышать? “Ты меня спровоцировала”. Прямо как ребенок с конфетой: “Мама, это ты виновата, что я ее съел, потому что ты положила их на стол, а надо спрятать”. Ну давай, Сережа, расскажи, как я тебя вынудила лечь в чужую постель? Что, отказала тебе? Недолюбила? Или просто не сварила борщ в нужный день цикла Венеры?

– Я… – он осекается. – Я просто хотел сказать, что мы оба были не в лучшем состоянии.

– Ага. Только кто-то из нас пошел тра***я, а кто-то – вытаскивал на себе дом, ребенка, и себя из моральной ямы.

– Ты не так меня поняла, Надь, – голос у него глухой, но уже без злости. – Ну да, было. Да, виноват. Не спорю. Я это не оправдываю. Просто… ты будто все свела к одной точке. А у нас было гораздо больше, чем измена.

Он поднимает глаза, и в них – не наглость, не обида. Какая-то мужская растерянность, взрослая. Такая, какую я не видела от него лет десять.

– Я тоже знаю, что ты не пушистый кролик. Что ты можешь врезать словом похлеще пощечины. Что ты всегда держишь все в себе, пока не рванет. Мы с тобой… Надь, мы друг друга добивали молча. А потом, когда уже все дымилось, я, как идиот, пошел искать кислород в другой комнате.

Он делает шаг ближе. Не хватает меня, не давит. Просто стоит. Чуть опустив голову.

– Но мы сейчас… мы нужны друг другу. И Лере. Она ведь не просила нас разводиться. Может… попробовать вернуть все?