После развода. Вернуть жену - стр. 42
Но спиной чувствую прожигающий во мне дыру взгляд Демида. Чего он там стоит?! Вот зачем? Зачем мучает меня? Нам обоим в тягость быть вместе, так шел бы погулять, в кафе, да куда угодно, дал бы мне хоть день передышки. Няня права: он очень тяжелый человек, и я при нем чувствую себя как под прессом. Невыносимо. Но неискоренимая вежливость диктует свои правила.
– Хочешь оладьи? – предлагаю ему присоединиться к трапезе, вдруг вспоминая, как он любил мои пышные оладьи по особому рецепту.
Вереница воспоминаний проносится перед моими глазами, и, может, я брежу наяву, но мне кажется, что и у Демида в глазах что-то мелькает. Он тоже вспоминает?
– Нет, я поел в кафе, – грубо обрубает он мои смешные мечты и скрывается из виду, но перед уходом не забывает напомнить:
– Завтра твоя смена в больнице, как раз удачно выходит: у твоего тоже смена.
– Ну и ладно, было бы предложено, – бормочу под нос, силясь улыбнуться няне, которая сидит, ест мои оладьи и нахваливает их.
А мне горько и обидно, ведь я от души пригласила его присоединиться, пересилила себя. Он думает, мне бы понравилось есть с ним за одним столом, как будто мы одна семья? Ничуть! Да господи, еще и никак не оставит в покое тему медбрата, который предложил мне кофе. Так и норовит намекнуть, что между нами что-то есть и тот подгадывает смены в больнице под мое присутствие. Большего бреда я не могу и представить!
Спустя несколько часов, когда все дела переделаны и пора идти ко сну, вспоминаю, что мы так и не убрали оладьи в холодильник. Там осталось несколько штук, их можно будет разогреть и поесть еще раз. Но, когда я нахожу глазами тарелку, обнаруживаю, что она пустая. Кто-то тайком все съел.
Демид
Мой первый продолжительный контакт с Дмитрием происходит в ночь, когда с Соней остается Эля. Я сижу в гостиной, тупо пялясь в телевизор и занятый своими невеселыми мыслями, когда из спальни раздается плач ребенка. Рита ушла в душ пять минут назад и, вероятнее всего, не слышит рева, так что мне не остается ничего другого, кроме как посмотреть, что там с ним случилось.
Мальчонка лежит на кровати, обложенный подушками, и возмущенно ревет, крепко сжав крошечные кулачки. Его лицо покраснело, а крупные слезинки градом катятся по вискам вниз.
– Ну, и что случилось, мелкий? – беру его на руки, слегка укачивая.
Он продолжает плакать по инерции, а потом затихает, особенно когда я сую в маленький ротик голубую соску, лежащую рядом. Моргает влажными глазами, которые я вытираю салфеткой с тумбочки, и, когда его взгляд проясняется, начинает внимательно меня рассматривать.