После измены (сборник) - стр. 6
Мама говорила, что это – гордыня. Непомерный грех. Наплевать, как это называется. Важно, что с тем, что произошло, я не могу жить.
– А ведь ты меня не любишь! – воскликнул он.
Я пожала плечами:
– Думай так, как тебе проще.
Он ушел из дома – я попросила. Вместе невыносимо. Опять дура! Где гарантия, что он не вернется к той? Что та не примет и не обогреет? И объяснит, какая у него стерва жена и где ему теплее и лучше.
Ну и ладно. Как будет, так будет. Да, я, видимо, не борец. Тысячи женщин на моем месте бросились бы спасать семью и раздувать очаг. Натянули бы на губы улыбку, поменяли прическу и ночью устроили мужу сказочные представления. Да, я дура. Да, у меня гордыня. Или – гордость? Где грань? Я не упиваюсь своими страданиями – мне просто больно. И еще – обидно. И еще – не могу я изображать елку в цирке. Не моя тема. Все люди разные. Предательство оглушает. Это удар по голове, сердцу, почкам. Как устоять на ногах, когда такая боль…
Он звонил, я не брала трубку. Тогда он прислал Анюту. Та, беременная, стояла под дверью и плакала. Пришлось открыть. Моя девочка обняла меня и опять заплакала. И это в ее-то положении. Сварила ей суп и буквально заставила поесть.
Мама говорит, что я не страдалица, а страшная эгоистка, не жалею никого, кроме себя. Даже беременную дочь.
Звонила Галка. Она только приходит в себя после операции, женские дела, не самые хорошие. Галка кричала в трубку, что еле доходит до туалета, что сын звонит ей раз в неделю, а невестка и вовсе ни разу не позвонила. Муж не хочет ничего понимать и требует глаженые рубашки и обед. Никто ее не жалеет и не понимает, она никого не интересует.
– Хочешь так? – с напором спросила она.
– Ну, ты сравнила, – усмехнулась я.
– Вот именно – сравнила! – зло бросила Галка и положила трубку.
Анька Сайкина выбрала другую тактику – часами рассказывает всяческие ужасы про знакомых и малознакомых людей. Онкология, авария, ДЦП у ребенка, сгоревшая квартира, свекровь с переломом шейки бедра, мать, сошедшая с ума.
– Ань, не старайся! – прошу я.
Мне хватает своего. Свой палец болит больше чужого сердца. И потом, смешно – что, мне должно стать легче от объема чужого горя?
– Да, легче, – отвечает Анька. – Все познается в сравнении. У тебя, Ирка, не горе. У тебя – неприятности!
Вот так, значит, теперь называется полнейший крах собственной жизни! Были бы силы – посмеялась.
Мама уже не утешает, кричит:
– Упиваешься? Подумай обо мне, о сестре, о беременной дочери, о нем, своем муже, наконец.
Муж приезжал к маме. Плакал, каялся. Говорил, что все на свете отдаст, только, только бы я согласилась выслушать, попыталась понять. Простила.