После - стр. 29
Что не совсем типично – барная стойка, причем явный новодел, больно уж не в стиль. За ней на высоком табурете сидит то ли бармен, то ли официант – средних лет мужик в белой рубашке и даже с бабочкой. Он вскользь посмотрел на меня и снова уставился в окно. Не знаю, что он там увидел, потому что окно почти полностью кусты сирени закрывают. Навстречу мне вскакивать не стал, не счел клиентом, наверное, по одежке встретил. Ну да, на мне офицерские брюки в сапоги и брезентовая куртка, а купечество местное, как я посмотрю, сплошь в «новоделе», в костюмах индпошива, так сказать. Ткань, кстати, сейчас чуть не самый ценный товар из всех, что мародерам находить доводится.
– Вы куда? – вскинулся официант, когда я направился на кухню.
– Туда, – я показал пальцем на дверь с окном и тут же махнул удостоверением: – Милиция.
– А-а, – протянул тот и плюхнулся на свое место.
В кухне я нашел двоих. Молодая женщина быстро резала овощи, а мужчина лет тридцати задумчиво смотрел в кастрюлю, из которой валил пар.
– Супчик? – спросил я с порога.
– Борщик, – в тон мне ответил он. – Сюда только персоналу вход разрешен.
– Милиция, – я показал удостоверение. – Есть пара минут на вопросы ответить?
– Прямо сейчас нет, занят очень. Дайте десять минут, чаю в зале попейте, например. Хорошо?
– Как скажете.
– Базиль! – Повар, высунувшись в окошко, окликнул официанта. – Кофейку свари пока товарищу из милиции, хорошо?
Базиль, в миру наверняка откликавшийся на Василия, с готовностью кивнул:
– Не проблема, сейчас сварю.
Кофейку. Интересно, когда я в последний раз пил настоящий кофе? Если считать настоящим растворимый, то лет пять назад, натащили тогда его в город во множестве, в герметичных банках, завалявшихся на уцелевшем складе. А так цикорий, который мне сейчас Базиль и сварит. Но зовем мы его «кофе». То ли по инерции с былых времен, тогда тоже такой продавался, сверху «кофе» написано, а ниже маленькими буквами «цикориевый», а может быть, просто хочется думать, что вот у нас и кофе есть, совсем жизнь почти что нормальная. За второе голосую.
Базиль быстро сварил турку кофе, перелил в чашку и принес ее мне на маленьком блюдце, выставив рядом фаянсовую сахарницу с цветочками.
– Сколько с меня?
– Да вы что, не надо денег.
– Сколько? – повторил я.
– Тридцать копеек.
Я отсчитал, сколько сказано, высыпал ему в ладонь. Не надо, лишнее это все.
Да, цикорий как цикорий, но все равно приятно. Может быть, самому купить? Вроде бы видел в магазине пачки.
Мужская компания говорила негромко, а та, что с женщинами, смеялась постоянно. Там крепкий такой круглоголовый мужик в черном свитере все какие-то байки рассказывал, но я не вслушивался, больше оглядывался. Да, создало местное купечество себе какой-то личный мирок. Общество, не сдерживаемое рукой советской власти, все равно расслаивается. Впрочем, оно и раньше расслаивалось, при этой самой советской власти, просто по другим принципам. Начальники в одну сторону, «работники советской торговли» в другую, ну а масса в третью. Теперь просто принципы чуть изменились.