Посланник МИД. Книга третья - стр. 21
Но все это … к сожалению… тонет в общем благодушии… как муха в мёде.
А на окраинах Парижа тоже живут люди. Собственно говоря, не живут, а существуют каким‑то непонятным образом.
Если ехать по дороге в Нейи или Венсен, то там с обеих сторон тянутся целые кварталы жалких лачуг, сколоченных из каких‑то ящиков, кусков ржавой жести, соломы, с дырками окон, заткнутыми тряпками, обклеенными старыми афишами и газетами.
На верёвках сушится грязное тряпьё… Полуголые чёрные дети копаются в мусорных кучах.
А дорогие авто равнодушно проносятся мимо.
Сидящие в них буржуа и их кокотки брезгливо морщатся и недоумевают – как это можно было допустить в Париже, в самом центре страны, «деревни нищих»?.. Ну так пишут тут в местной прессе, когда нет сенсаций…
В газетных киосках на бульварах Парижа можно свободно купить советские газеты – «Правду» или «Известия». Шрифт их мелкий, убористый – деловой.
Сплошь одни резолюции, отчёты, постановления, решения, указы…
Отдельно идут цифры достижений, рекордов, планов пятилетки и их выполнения…
Конечно же чествуют героев… полярников, лётчиков, рекордсменов, ударников, энтузиастов, передовиков…
Читать местному обывателю это …. откровенно говоря – скучно. Сенсаций никаких нет! Люди в СССР просто строят новый Мир, хлопочут, работа кипит – пишут только самое важное, деловое, необходимое.
Хотя в последнее время советские газеты подробно освещают ход расследования убийства Кирова и процессы над его убийцами и их подстрекателями из оппозиции – Каменева и Зиновьева.
А парижскую газету развернёшь – сенсация за сенсацией.
«Президента выкинули из окна вагона!»
«Вивьен Оршан отравила мать, чтобы получить страховку».
«Шестнадцатилетняя убийца содержала своего жиголо!..»
«Миллионер – бумажный король Турман Бриль выбросился с аэроплана».
«Разложение», «Гнилой Запад» – справедливо пишут об этом советские газеты.
Я был свидетелем гнусности… Мне в лицо хохотали… смеялись, как они выражались: «над этими «отсталыми» советскими взглядами.
Бросая чванливо мне: «Сами там жрут одну воблу, а ещё нас учат!» – «Ха-ха-ха! Это мы‑то гнилые?.. Как вам нравится?» «Мы – европейцы, парижане, соль мира!», – кричали они.
Александр Вертинский, схватив меня крепко за руку, решительно увёл меня тогда из того паганого общества, по дороге извиняясь и скороговоркой поясняя:
– Всё это дно русской эмиграции, Серж! Они ещё сберегли в себе что-то. Тянутся из последнего. Покупают на распродажах шикарные платья жёнам, обзаводятся смокингами, засовывают гвоздички в петлички. О родине тоскуют, но как‑то «платонически». Вспоминают берёзки… Белые ночи… Былой блеск, богатство… Кто что… Говорят нескончаемо, но… точно о покойнике. – Было, мол, и умерло!, – добавил он тогда в конце с сожалением. А я был ему благодарен, что не наделал глупостей в итоге этой явной белогвардейской провокации.