Послания - стр. 20

Что случилось с тобой, святейший отец, и почему ты после первого и второго отказа еще настаиваешь, чтобы от меня, несведущего и преданного страстям, получить полезное назидание? Я, низший по званию и омраченный по жизни (не относительно обязанностей епископства, – увы, это моя неспособность, – но относительно монашеского и игуменского состояния), имею больше нужд просвещаться от тебя. Каким образом мне, надлежащим образом руководя паствой, вверенной мне, недостойному, заслужить милость Божию в день страшного ответа моего.

Но ты сделал это, конечно, по высокому смиренномудрию, ибо мне непристойно подозревать, что архиерейство твое хотело испытать мое невежество. Но я действительно страшусь за собственный сан, священная глава, и поистине недоумеваю относительно управления душами, – как привести вверенную мне малую словесную ладью из многомятежного и бурного духовного моря к пристани спасения. Ибо для этого нужны и чистая жизнь, и достаточные знания, чтобы, управляя как будто двумя рулями, бодрственно и искусно сохранить и себя самого, и следующих за мной непотопленными водами греха. Таково мое оправдание, несчастного.

Но так как совсем оставить без послушания повеление твоей святости, хотя оно и выше моих сил, не безопасно, а с другой стороны, я получил повеление и от моего собственного отца, то, повинуясь обоим, я в виде напоминания высказываю тебе, святейший отец, следующее. Корабль твоего совершенства гораздо больше и превосходнее моей ладьи (разумею высоту епископского сана в сравнении с игуменским достоинством) и тем более, что ты удостоился начальствовать над большим количеством людей, при том, может быть, не добровольно подчинившихся, не единодушных, не одного пола и звания: над мужчинами и женщинами, отшельниками и общежительными монахами, начальниками и подчиненными, брачными и безбрачными, рабами и свободными, сиротами и вдовами, богатыми и бедными, господами и слугами, должниками и заимодавцами, живущими роскошно и изнуряемыми голодом, имеющими большое состояние и не имеющими крова, носящими изысканные одежды и одевающимися в рубище.

Этого и еще большего, чем это, не оказывается в нашей жизни, а твоя жизнь – полна. Притом не одним распоряжением устраивается весь народ твой, и не всех лица и имена ты знаешь, и не каждого образ жизни тебе известен, но все весьма различно ведут свою жизнь. Ибо одни, может быть, возделывают землю, другие плавают по морям, иные занимаются скотоводством, иные ничего не делают, а иные занимаются промыслом, и долго было бы говорить о видимой деятельности каждого.