Поселок. Тринадцать лет пути. Великий дух и беглецы. Белое платье Золушки (сборник) - стр. 42
Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
Рассвет был синим, другим, чем в долине, где день всегда сер.
– Ну что ж, – велел Дик, – подставляйся.
– Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, – сказала Марьяна. – Бедный Олежка!
– Не в первый раз мотаю, – успокоил Дик. – Жуткое дело эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке человек становится сильным, как медведь. Если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.
Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки, он жмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза Томаса налились кровью, лицо было красным, распаренным. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался – неприятно доставлять людям такие беспокойства. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах.
– Блоха, – понял Томас, – всюду блохи… всюду твари…
– Вы еще поспите, – сказал Олег. – Я не скоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!
– Холодно, – произнес Томас, – нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, опять барахлит компьютер, в него залезла блоха.
– И зачем только мы пошли, – сказал Дик. – Нельзя было такую компанию в горы пускать.
– Больше некому идти, – отозвалась Марьяна. – Ты же понимаешь.
Холод постепенно распространялся по всему телу, но то был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах… Голова Томаса начала увеличиваться…
– Ну вот, вроде замотал я тебя сносно. Не тянет?
– Тянет. – Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.
– Слушай. – Дик обернулся. – А где коза?
– Коза? Ночью я ее слышала.
– Где коза, я спрашиваю. – Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. – Ты ее привязала?
– Я ее привязывала, – оправдывалась Марьяна, – но она, наверное, развязалась.
– Где коза, я спрашиваю?
Видно, раздражение, копившееся в Дике, должно было найти выход – коза стала символом всех неудач.
– Не сердись, Дикушка, – сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. – Коза, наверное, ищет, чего поесть.
– Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
– Ты куда? – спросила Марьяна, хотя отлично знала куда.
Дик внимательно осмотрел снег вокруг, ища следы.
– Она вернется.
– Она вернется, – повторил Дик, – только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоих глупостей.