Поселение - стр. 64

– Привет твоему менту поганому… передай, что у меня стал еще крепче!

Сенокос у Виталика Смирнова с того злополучного наезда косилкой на камни явно не заладился. И погода стояла отменная – каждый день солнце и ровный, теплыми, нежными волнами суховей с юго-востока, откуда-то из жарких далеких пустынь, только успевай утром, пораньше валить траву, шевелить в обед и сгребать к вечеру в воздушные, пролитые цветочными духами копны. И настроение было азартное, заводное, чувствовал себя Виталик превосходно, бодро, каждый день выспавшимся, вставал до солнца, успевал подоить коров, процедить молоко, включить сепаратор пока поднимется Томка, а затем рвался на огромное, запущенное поле рядом с плотиной в окрестностях уютной, давно уже ставшей дачной, деревушке Хорьковке – там он после романовского оврага набирал каждое лето основную массу сена. Травы у запруды, рядом с водой, выдавались особенно сочные, чистые, без привычной осоки, пижмы и татарника. Коровы зимой, как давно приметил Виталик, ели сено с хорьковских делянок с удовольствием и бережливо, редкая прядка сена, как малосъедобная, выдергивалась чувствительными коровьими губами из кормушки и втаптывалась в навоз… И с рабочими руками для дружной, особенно разворотистой работы на сенокосе, был полный порядок. Приехал погостить, будучи в отпуске, из города брат Федька, шурин Колька, временно безработный после закрытия завода, зарулил от безделья в деревню к сестре на своей ухоженной, но, увы, уже не престижной, «девятке» из Москвы… Три здоровых сноровистых мужика, Томка, плюс родители на подхвате, Маринка, за все рабочие выходные взявшая недельный отгул. Андрюха, правда, не появлялся… Да такой артелью с сеном можно было играючи управиться недели за полторы.

Но уже на третий день аврала стал чихать и кашлять, глохнуть на ходу трактор. «Похоже, спекся железный конь… – сокрушенно определил Виталик, когда машина в самый неподходящий момент окончательно встала в поле, – пора покупать новую лошадку». С помощью соседа Лехи Зайцева, у того еще каким-то чудом был в рабочем состоянии «дизель», отбуксировали трактор к дому. Два дня с шурином ковырялись в железках. Два золотых бесценных денечка! Виталик злился, нервничал. Пришлось по утрам ездить на «Волге» с дедовской «литовкой» в Хорьковку. Но это же не работа, насмешка и издевательство какое-то – махать косой, продвигаясь вперед в час по чайной ложке, да еще когда заедают по утру комары да мошки. Так до белых мух можно было промахать… Спасибо, шурин оказался мужиком рукастым, к концу второго дня трактор все-таки завели. Виталик на следующий день косил до глубокого вечера, заканчивал уже при свете фар. Насушили к субботе сена прорву, на двух коров точно, весь луг был заставлен островерхими, шлемовидными стожками. Теперь надо было энергично и решительно перевезти все домой, на задворки, где за сараем обычно метали скирды на зиму. Виталик прицепил тележку с высокими, досками нашитыми бортами к трактору, народ – Томка, Федька, Маринка, Колька – побросали вилы и грабли в тележку, попрыгали через задний, низкий борт следом… Тронулись с шутками-прибаутками. Едва выбрались за деревню в сторону Хорьковки, на ходу отвалилась серьга у прицепа тележки, зарылась с разгону острым хоботом в землю, с бабьим визгом и суровым мужским матом попадали люди друг на друга в тележке. Хорошо, что всегда осторожный Виталик ехал на небольшой скорости, не гнал, как другие, а то и до увечий в таких делах не далеко… Приваривали серьгу на Свинячьем хуторе у Бяки, только у него на всю округу был сварочный аппарат. Еще один день профукали. Ночью – вот уж не везет так не везет – украли половину стожков на лугу. Кто? Можно было только догадываться. Следы от колесника вели к шоссе, а там, на асфальте, терялись. Первым делом подумали, по давней привычке, на всегда наглых и вороватых обитателей Кирпичевки, небольшого поселка километрах в пяти по дороге в сторону города, по общей оценке, решительно не отличающихся трудолюбием и скромностью поведения. Да и как иначе думать, если кирпичевские регулярно по осени устраивали набеги на картошку и капусту романовцев. Что с них возьмешь, «тюремных», разводили руками романовцы, подразумевая, что кирпичевцы были потомками насельников небольшого лагерька, устроенного после войны рядом с открытым тогда же кирпичным заводом. Глины там были отменные, а стране до зарезу нужен был кирпич… Виталик с шурином поездили на его неприметной «девятке» по Кирпичевке, посмотрели по дворам, у кого были сметаны свежие скирды, поспрашивали аборигенов. Но сено, оно везде сено, по цвету и запаху особо не отличается (хотя свое Виталик распознал бы и по цвету, и по запаху), а чтобы кого-то из своих «заложить», даже если что-то и знали, этого кирпичевцы по раз и навсегда установленным еще в суровые времена правилам, позволить себе не могли. Пришлось Виталику наверстывать упущенное, то есть пополнять украденное, еще тремя днями ударной косьбы. И растянулся его сенокос не на полторы недели, как виделось поначалу, а на все три.