Портрет семьи (сборник) - стр. 61
Когда наши с Сергеем отношения окончательно утвердились в виде теплых братских, я пожаловалась ему:
– У меня нет любовника, представляешь? Можешь объяснить почему?
Сергей, как всегда, разложил все по полочкам.
– Во-первых, – объяснил он, – факт моей исключительности не может меня не радовать. Во-вторых, я однажды был на коньячном заводе. Не пил, не дегустировал, но… там запахи!.. Я охмелел только от запахов, меня качало. Не знаю, как там люди работают. Вернее, они, счастливчики, работают в вечном кайфе. Так и ты, в постоянном облаке мужского восхищения, ты к нему привыкла с детства. Тебе достаточно знания, что, пошевели ты пальчиком, будет эскадрон любовников, сможешь менять их по три на день. Знание подменило чувства, литературные романы выдавили романы жизненные, эмоции заменились сознанием собственной исключительности. Да, да! – пресек он мои попытки возразить. – Я не в осуждение говорю.
Надо быть полной дурой, чтобы не понимать своей непохожести на нормально симпатичных барышень. А у тебя, это в-третьих, логический мужской ум. Ты сначала видишь недостатки людей, а потом их достоинства. И в-четвертых, если уж касаться интимной сферы… Ты превосходная любовница, но заводишься не с полоборота, а с тридцать третьего.
Хотя я жила монашкой, теоретически, благодаря запойному чтению, я хорошо подкована. Чтобы вспыхнула любовь, нужны два условия: обстановка и соответствующее душевное расположение. В самом деле, трудно рассчитывать, что тебя посетит любовное томление, когда ты дрожишь в стоматологическом кресле или корпишь над работой, в которую закралась ошибка. Вряд ли в душе человека, поглощенного скорбью по умершему, вспыхнет новое и светлое чувство.
В сочинском санатории все совпало: обстановка эгоистического безделья и прекрасной природы плюс время, которое сыграло на Олега. Я открывала в нем все новые и новые симпатичные качества. Умен без превосходных степеней (их мне хватило с Сергеем), остроумен и противоречив: то по-домашнему уютен, как Топтыгин, то гранитно тверд, как колонна Исаакиевского собора. Робок и одновременно сокрушительно мужествен.
Первый раз мы поцеловались у той самой ротонды, где я хотела оказать Олегу врачебную помощь. Я ровным счетом ничего особенного не почувствовала. Из неособенного: мысль, как давно этого не было, и вторая: не предупредить ли человека про тридцать три давно не смазываемых оборота, чтоб не мучился?
Мы целовались как подростки. Я почувствовала, что он готов на все сто, я же заметно отставала. Но и десять моих процентов от его ста – успех!