Портрет моего мужа - стр. 41
– Так ведь… чем здесь еще заняться? И красного полдюжины.
– Альежское? – толстяк потер руки. – То самое…
– То самое.
– А коньячок?
– И коньячок имеется…
– Хватит, – рявкнул Мар. – Нас интересует совсем не вино. Где лаборатория?
– Там, – сала Терес указал направление. – Прямо по коридору, а потом наверх…
Двести семьдесят восемь ступеней, причем не самых низких. Лестница извивалась змеей. Местами проход становился донельзя узким, а ступени высокими. В принципе, здесь и подъемник имелся, но… сломался.
Старый ведь.
– Я… не думаю… что во всем этом… – толстяк остановился, переводя дух. Он вытащил платок и вытер лоб. – Есть… хоть какой-то смысл… сала Терес мой давний… знакомый.
– Вижу, – сквозь зубы процедил Мар.
А я что?
Я вообще держалась позади, ведомая исключительно любопытством. Что поделаешь, женщины слабы и излишне любопытны, впрочем, кроме любопытства они подвержены многим иным порокам. Все так говорят. И не стоит людей разочаровывать.
– Сомневаюсь… что вы там… найдете… хоть что-то…
Мар лишь фыркнул. Вот… а раньше мне казался человеком неглупым. Подъем продолжился. И закончился перед дверью, которую перечеркивали две железных полосы. Оба замка были заперты, засов задвинут, но когда такие мелочи останавливали службу безопасности.
Небрежный взмах руки, и замки слетели на раз.
И вот к чему ломать было? Попросили бы, сала Терес и открыл бы…
– Что за… – Мар все-таки добавил пару нехороших слов. А он запыхался… стало быть, пробежки забросил, да и на полигон времени не осталось. Вот и сказывается. – Что это?
– Лаборатория, – миролюбиво произнес мэтр Терес. – Как просили.
– Но она ж…
– Это еще от моего деда осталась, – он вытащил плитку жевательного табака и, отломив кусок, сунул за щеку. – Любитель был поковыряться… сотворить что-нибудь этакое. Потом, правда, в грозу пришибло, но сам виноват, окна закрывать надобно. Мы и закрыли. Окна тоже.
Здесь пахло сыростью, пылью и тленом.
Тихо ржавел древний анатор. Покрылись слоем окалины бронзовые чаши, заросла зеленью медь. И толстый слой пыли покрывал стеклянную посуду. Пыль лежала и на полу, свисала с углов клоками, прикрывая клубки проводов. Старый осциллограф, похожий на полудохлого паука, ютился в углу.
Высилась стопка лабораторных журналов, надо полагать, изрядно поеденная мышами…
Башня исправно хранила свои секреты.
– Сюда почитай никто и не заглядывает… лет десять уже точно, – сала Терес старательно пережевывал табак. – Оно, конечно, вроде и место, а издохнешь, пока доберешься. Сперва думал перестроить, а после… на кой ляд оно сдалось? Дом не любит, когда его без нужды беспокоят.