Портрет мертвой натурщицы - стр. 19
– Может быть, – Маша одним глотком допила кофе. – Но скучный он какой-то. Академичный. И с пропорциями проблемы…
Она замолчала, взглянула на мать: та ждала продолжения про убийства. Про убийства Маша говорить не хотела: нечего маме про них слушать. И тут, к счастью, зазвонил мобильник в прихожей. «Андрей!» – подумала Маша и мимолетно улыбнулась – повезло. Ей опять удалось ускользнуть от серьезной темы.
Но это был не Андрей – на экране высвечивался незнакомый городской номер.
– Доброе утро! – услышала она мужской голос и с удивлением узнала Комаровского.
– Доброе, Лев Александрович.
– Прошу прощения за столь ранний звонок, но вы сами попросили беспокоить вас в любое время, и…
– Вы совершенно правильно сделали. Что-нибудь случилось?
– Ммм… – на другом конце провода замдиректора Пушкинского музея пребывал в явной растерянности. – В некотором роде. Думаю, вам лучше подъехать самой.
Маша быстро завязала волосы в хвост, мельком взглянув на себя в зеркало в прихожей, и крикнула в сторону кухни:
– Мам, я в Пушкинский музей. Это срочно.
«Пушкинский музей звучит нестрашно», – думала она, закрывая за собой дверь. У мамы сегодня будет приподнятое настроение: ее дочка в кои-то веки окажется в кругу достойных людей. Искусствоведов, а не маньяков.
Но в лифте все равно набрала телефон Андрея: искусствоведы – это, конечно, отлично, но один маньяковед ей точно понадобится. Да и без маньяков ей очень хотелось его увидеть.
И еще – что-то подсказывало, что разговор с Комаровским выйдет серьезный, и хорошо бы, чтобы Андрей при нем присутствовал.
Андрей
Они сидели напротив Комаровского, и Андрей держал Машину руку под столом. Замдиректора все равно ничего не заметил – так был расстроен, а им с Машей – приятно.
– Лев Александрович, я так и не поняла. Получается, эскизы – подлинные? – переспросила Маша, потому что объяснение Комаровского звучало слишком витиевато.
– В том-то и дело, что да! То есть я вчера, конечно, был уверен, что это просто удачная копия на бумаге эпохи. Но анализ дал положительный результат! Это невероятно! Немыслимо! – Рука, держащая на отлете золотую оправу очков, чуть дрожала.
«Старик и правда очень взволнован», – подумалось Андрею.
– Эскиз подлинный, и мы даже знаем, к какой картине!
– «Турецкие бани»? – тихо спросила Маша, и Андрей бросил на нее вопросительный взгляд.
– Вы разбираетесь в живописи? – Комаровский, в свою очередь, вперил в Машу близорукий взгляд.
– Ну, для того чтобы знать «Турецкие бани», вовсе не обязательно разбираться в живописи, – светски ответила Маша и чуть пошевелила пальцами в Андреевой руке. «Нет, ну какова нахалка!»