Размер шрифта
-
+

Порок - стр. 14

– На малолетку захотел? Думаю, с таким характером и поведением осталось недолго! – батя прогнозировал мое будущее и взывал к моей разумности.

– Ой, завязывай, а! – скривился и со скрипом отодвинулся от стола, проезжаясь ножками по покрашенному вздувшемуся двп.

Допек! Еще пару секунд этой шарманки, и дело труба. Надо валить, нахрен. Иначе, если заговорю я, то на выражения не поскуплюсь.

– Ты мне поговори еще! – гавкнул на всю хату и отбросил от себя тарелку со жрачкой, грозно упираясь мощными лапами в край стола под огорченный вздох матери и под понурый хлебальник брата.

Матушке в ходе последних событий было жаль отца, но и больно смотреть на наши с ним не сложившиеся с самого детства отношения. Мы с батей как кошка с собакой. Иногда мне кажется, что я вообще не из этой семьи. Другой я. Ни на кого из них не похожий. Как гласят в народе: в семье не без урода. Вот это обо мне. Не было бы меня рядом с ними, жизнь у них стала бы намного легче и проще.

– Мне плевать, кто и что про меня говорит, – заговорил с ними, поднявшись с места. – Меня в себе все вполне устраивает, – подался к ним корпусом, твердо чеканя слова. – И мне безразлично, как вы к этому относитесь. Я такой, какой есть. Нравится? Рад за вас! Нет? На нет и суда нет. Что ж… Можем жить, как соседи! – паскудно усмехнулся, награждая охеревших родичей гнусным взором.

– Ах ты ще-е-но-о-ок! – воинственно и медленно начал подниматься с места отец со стеклянными глазами, в которых разнообразными эмоциями играл хмель. – Плевать ему? Соседи? – хватает тарелку и поспешно кидает в меня, но я, успев дернуться, увернулся от фашисткой гранаты.

Развеселившись, смотрел на осколки, которые россыпью валялись возле моих ног.

– Легче, батя? – лукаво скосил на него смеющиеся глаза.

– Денис, прошу, не накаляй и без того гнетущую атмосферу, – взмолилась мама со стоящими в глазах слезами и схватила своего мужа, отрезая ему путь до меня.

– Так не лезьте. И будете жить спокойно!

– Это угрозы пошли? – родитель взметнул кустистую широкую бровь на лоб.

– Что ты делаешь? – развернулась ко мне женщина и смерила меня растерянным неузнаваемым взглядом. – Ты хочешь разрушить себе жизнь? – непонимающе пожала плечами и развела руками. – Мы разве тебе желаем плохого? Почему ты всегда думаешь, что мы тебя как-то хотим задеть, уколоть, сделать больно?

– А она есть? – мигом отреагировал на ее святое и никому не нужное назидание. – Жизнь, мам? Есть? Что в ней хорошего? Перебиваться с копейки на копейку? Давиться одним и тем же? – кивнул им на стол, где стояла кастрюля макарон, консерва, нарезка черного хлеба, банка соленых огурцов, пустой горький чай и водка. – С трудом добывать хавчик, – имел в виду очереди, дефицит и то, что нам, людям, как скотам приходится воровато тащить из-под полы, если хочешь нормально пожрать, и то, если на это наскребешь бабки. – Таскать на себе поношенные или на размер меньше обноски, которые вы оба приносите нам, – безжалостно хлестал их словами, даже не подумав остановиться, когда у матери из янтарных глаз градом потекли слезы.

Страница 14