Порох непромокаемый (сборник) - стр. 1
Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Санкт-Петербурга
Старая коломна
Вместо вступления
Старая петербургская Коломна – это такое место, где грань между реальностью и фантастикой настолько не отчетлива и размыта, что порой нелегко понять, человек перед тобой или призрак, дом или летучий корабль.
Фонтанка, вода канала, краны над кромкой города, тесные пространства дворов, в которых звуки, родившиеся однажды, не умирают, а продолжают жить, – вся эта безумная атмосфера, сдобренная балтийскими сквозняками и белыми туманами по утрам, способствует смещению взгляда в сторону нереального, фантастического.
Где, как не здесь, в Коломне, мог бродить по улицам нос, убежавший от своего хозяина? А герой «Медного всадника», бросивший в лицо истукану решительное «Ужо тебе!», – в Коломне, и только в ней, мог мечтать о своем призрачном счастье.
Особенно фантастичны в петербургской Коломне утренние часы.
Раньше всех здесь просыпаются портовые краны. Жизнь их медленна, работа почетна. Они – стражи городских рубежей, они слушают голос моря, предупреждая о разбойных набегах варяжских волн.
Вслед за ними просыпаются птицы, окунаются в воздушное серебро и приветствуют счастливыми криками возрожденную после ночи жизнь.
Птицы будят ленивых дворников и украдкой наблюдают с карнизов, как те курят свои ранние сигареты и выкашливают остатки ночи.
Кто в Коломне всегда без сна, так это ее сердце, Фонтанка.
Она душа этой портовой окраины, ее муза, защитница и хранительница. Протекая ночным дозором вдоль холодных гранитных стен, она всюду должна поспеть – здесь утешить, там обнадежить, дать совет или отвести удар.
Лишь зимой, с декабря по март, она уходит на заслуженный отдых – и то, если не помешают оттепели. Нои там, под ледяным одеялом, она тревожно вслушивается сквозь сон в шаги и шепоты, в страхи и разговоры.
А еще – про это знают не все – река добавляет городу, и особенно его коломенской части, тот волшебный, неуловимый дух, наделяющий предметы обыкновенные чудесными, необъяснимыми свойствами. Вот об этом-то и пойдет речь.
Бегство в египет
Маленькая повесть для больших детей
1
В детстве я выпиливал лобзиком, не курил и страшно не любил темноту. Полюбил ее я только лет в восемнадцать, когда начал курить, зато перестал выпиливать лобзиком. До сих пор об этом жалею.
Я помню, на нашей Прядильной улице, когда меняли булыжную мостовую, мальчишки из соседнего дома в песке отрыли авиационную бомбу. Участок улицы оцепили, жителей из ближайших домов эвакуировали к родственникам и знакомым, а мы, местное сопливое население, стояли вдоль веревки с флажками и ждали, когда рванет.
Приехала военная пятитонка, мордатый сапер с усами скомандовал из кабины двум молодым солдатикам: «Лёха! Миха! Вперед!» – и Лёха с Михой, дымя на бомбу авроринами, выворотили ее из песка, схватили, Лёха спереди, Миха сзади, и, раскачав, зашвырнули в железный кузов.
С тех пор я знаю, что такое «гражданское мужество».
Друзей у меня было двое – Женя Йоних и черепаха Таня. Втроем мы бегали на Египетский мост смотреть на мутную воду.
Да, чуть не забыл, внизу под мостом протекала река Фонтанка.
2
Художник Тициан был неправ. В Египте звенят тополя – серебряные и простые. И Мария везет младенца в скрипучей детской коляске с протертым верхом из кожзаменителя. А Иосиф, добрый лысый еврей, плетется чуть в стороне и бормочет невпопад Пастернака.
– Египет? Ты это брось, – сказал крестный. – Египет в Африке.
И, оттерев меня лбами, они с папой принялись на географическом атласе искать Африку.
Сначала они пришли в Антарктиду, где холодно.
Потом отправились на кухню курить.
Потом вернулись, и крестный сказал: «Ага!» Это он нашел Африку. Она была разноцветная
и большая, и по краям вся в трещинах африканских рек. В Африке было жарко, и крестный с папой пошли в Покровский сад выпить квасу.
Я знал, что это надолго, спрятал в карман котлету и спустился черным ходом во двор кормить черепаху Таню.