Порочная красота - стр. 31
Как только я выйду и провозглашу себя участницей соревнования, обратного пути не будет.
Я подхожу к арке и выглядываю. Здание построено в форме традиционной арены: ровное овальное пространство, которое выглядит обманчиво маленьким на фоне многоярусных зрительских мест, возвышающихся вокруг. Я видела, как ее переоборудовали в сцену для концертов, а зимой в ледовый каток. Сейчас она покрыта слоем песка, на котором выстроились в ряд тридцать шесть невысоких трибун, предназначенных для кандидатов.
Последний Арес питал слабость к арене и регулярно устраивал состязания и турниры, чтобы продемонстрировать мастерство своих людей. Это прекрасное развлечение. Когда я была маленькой, очень любила смотреть, как его солдаты устраивали учебные групповые бои и одиночные сражения. Вид этих сильных людей на пике боевого мастерства что-то пробуждал во мне.
Возможно, именно тогда я и ступила на этот путь, хотя он был тернистым с самого начала. У моего отца были строгие убеждения, чем должны заниматься его дочери. Любой вид боевых искусств был под запретом. Эрис выбрала балет, и это лишь подтверждает, что она гадина с мазохистскими наклонностями. Впрочем, я немногим лучше, потому как выбрала гимнастику. Я участвовала в соревнованиях, когда училась в старшей школе, но мне никогда не было суждено стать одной из лучших. И все же это позволяло мне поддерживать себя в отличной физической форме. Я продолжала тренироваться даже после окончания школы, а значит, мое тело достаточно сильное для моего телосложения, и выносливость превосходна.
И то, и другое помогло мне, когда я занялась смешанными единоборствами. Шести месяцев, конечно, недостаточно, чтобы овладеть ими в совершенстве, но со знанием основ и моими физическими данными я справлюсь. Надеюсь.
Но теперь все это теория. У меня есть представление, какими будут испытания, поскольку они, похоже, проходят по одному сценарию каждый раз, когда сменяется Арес, но переменных факторов слишком много. К тому же о чем действительно стоит беспокоиться, так это о самих бойцах.
Свет тускнеет, толпа начинает реветь. Я слежу за лучом прожектора, который освещает моего брата и Афину, стоящих в ложе. На нем безупречно скроенный костюм из ткани правильного серого цвета, который подчеркивает светлый тон его кожи. На Афине костюм-тройка насыщенного бордового цвета с плечиками такими острыми, что кажется, можно порезаться.
Если Персей и обеспокоен моим отсутствием, то никто из тех, кто не знаком с ним лично, не понимает этого, но я знаю его достаточно хорошо и замечаю, что его глаза стали ледяными. Если моя публичная маска вызывающе жизнерадостная, то у Персея – это что-то противоположное. Чем больше чувств он испытывает, тем меньше их показывает. Сейчас на его лице застыло каменное выражение. Он в ярости.