Попаданка в цыганку - стр. 31
Вместо банкомата они оставили на стене разъяснительную записку, де:
«В связи с тем, что аппаратом за два месяца никто не воспользовался, банк находит нерентабельным его содержание», - и далее по тексту в том же духе.
Зою молодчики то ли не заметили, то ли паучиха благоразумно успела спрятаться внутрь аппарата, но факт остаётся фактом - Зоя пропала. Город скорбел по ней неделю. На то место кто-то притащил свечи, цветы и расписал стену краской из баллончика: «Зоя, мы тебя не забудем! Ты в наших сердцах навсегда! Помним, любим, скорбим».
Когда возмущённый творящимся беспределом у входа в свой магазин владелец направил претензию в адрес банка, в город прибыл какой-то весьма солидный дядька. Посетив место происшествия, высокопоставленный господин с брезгливо сморщенной мойкой оглядел свечи-цветы-надпись и решил, что здесь имеет место быть беспросветная темнота в разумах провинциалов. А именно - языческое поклонение деньговыдающей машине.
Солидный дядька презрительно цыкнул: «Психи», залез в свою длинную, похожую на кишку, машину и укатил обратно в свою сияющую учёными умами даль. Такая вот история Зои, страшного паука, Чёрная вдова который.
А тут? Всего лишь орк. К тому же неядовитый. Наверное. Да, большой. Да, серо-зелёный. И что?
«В чём-то даже на моего первого мужа похож, Стасяна. Тот тоже всё железо тягал, чтобы мышцы буграми были. Здоровенный, как бык. А по сути - большой инфантильный ребёнок. Хотя чего ещё ждать от мужиков в городе, где на каждого из них приходится по семь - десять баб? И это если брать только тех, кому от восемнадцати до тридцати лет. Младше или старше статистика в расчёт не принимала. Они шли пачками вкупе, как в магазине, по акции», - подумала я и перестала бояться орка.
Я достала из-за пазухи последнюю плюшку, припрятанную от Илигана, и вложила её в ладонь неподвижного орка. Окончательно оборзев, похлопала его по плечу, мол, не бзди, клыкастенький, пока я рядом, никакие зомбаки тебе не страшны. Шарот удивлённо моргнул, посмотрел сначала на плюшку, потом опять на меня. Я улыбнулась ему, махнула рукой - давай бывай, и внаглую полезла на стог в сенник. На вершине просто рухнула навзничь, даже не пытаясь раздеться и закопаться. Всё, силы кончились. Можете хоть живьём жрать меня, даже мычать не буду. Я только прикрыла глаза и сразу провалилась в темноту, будто меня рубильником вырубили.
А потом мне стало так хорошо, что аж плохо. Ладно, вру. На самом деле я чувствовала себя препаршиво. Будто окончательно и безвозвратно пытаюсь отдать концы. Меня то поджаривало, то замораживало. И я в поисках тепла зарывалась в сено с головой. Чтобы тут же гусеницей вылезти обратно от удушающего зноя. Я металась в бреду и плыла по ледяной пустыне, чувствуя, как покрываются льдом внутренности. То сгорала в огне, охватывающем всё вокруг. Жар от огня потоком вливался в нос, рот и жидким пламенем сжигал лёгкие.