Попаданка в цыганку - стр. 26
- Спускайтесь, трусишки, гончие уже убежали.
Я всматривалась в крону дерева, но, хоть убей, не видела там мальчишек. Ветви закачались, листья зашуршали и на руки Борату спрыгнули два хорька. Нет, не они. Скорее ласки. Хотя, те же вроде бы белые, да? А эти гибкие зверьки были красивого серого цвета. Ой, ну, не сильна я в биологии, чего греха таить.
- Сил и Сул – перевёртыши. Они норки, - сказал Борат, заметив мой удивлённый взгляд.
«Оу, так вот вы какие, шубы дорогущие…» - я протянула руку и попыталась погладить одного из близнецов, но зверёк оскалил вполне острые зубки. Ой, ну и ладно. Но всё равно милота! Маленькая злобная милота.
Кто такие перевёртыши, я знала ещё со времён школьного кружка по славянскому фольклору. Мы там не только русские-народные пели, но и сами костюмы себе шили. А наш преподаватель, как истинный патриот своего дела, во время этих пошивочных работ развлекал нас всяким славянским эпосом. Особенно нам нравилось про нечисть всякую слушать.
Вот по этим байкам и выходило, что в зверей на Руси-матушке обращаться могли многие: ведьмы, колдуны и люди, этими самыми ведьмами-колдунами проклятые. Если последние делали сие грязное дело сугубо в полнолуние и против своей воли, то ведьмы с колдунами уже сами, по своей воле, но тоже ночью.
Однако существовал, как говорил препод, ещё один вид нечисти – перевёртыши. В целом люди как люди. Жили в деревнях, честной народ не губили, но нет-нет да и любили в звериной шкуре по лесу побегать. Самое интересное, что могли они это делать в любое время суток и фазу Луны. Другими магическими способностями перевёртыши вроде бы не отличались и в качестве бонуса сохраняли человеческое мышление в зверином облике.
- Поэтому, - вещал нам преподаватель, пока мы честно кололи себе иголками пальцы и вышивали кривенькие узорчики, - если вдруг вы потерялись в лесу, а дорогу вам помог найти какой-нибудь зверь, знайте, вам повстречался, самый что ни на есть, всамделишный перевёртыш.
Мы с девчонками хихикали и фыркали: «Враки всё это!», но старик был непреклонен.
- Сам видел, - говорил, - когда совсем пацаном по Сибири с бойцами Красной армии в качестве собирателя этнического эпоса ездил. После революции дело было. Приехали мы по наводке в одну деревню. Из соседней деревни на них кляузу настрочили, де, тёмными делишками жители промышляют. Так вот, приехали. По деревне на лошадях едем, деревня как деревня. Петухи орут, коровы мычат, ребятня чумазая голозадая возле дворов бегает. Командир к старосте, а я по домам к старухам, сказки да былины записать в тетрадку. Захожу в один двор, вижу, пацанёнок стоит, лет тринадцати-четырнадцати. Испугался он, сиганул в сторону. Да так ловко в воздухе перевернулся! Я даже удивиться не успел, как вместо него волк на землю приземлился. Стоит серый, смотрит на меня. Глазищами своими зелёными так и блещет, так и блещет! В самую душу мне заглядывает. Струхнул я тогда, убежал… А после интересно стало, захотел снова в ту деревню съездить. Волк-то тот мне ничего не сделал. Да и был ли волк, али привиделось? В общем, напросился я с отрядом опять в ту деревню. Но то ли командир слишком сильно старосту застращал, то ли сами они так рассудили, да только приехали мы в деревню, а там нет никого. Вернее, были: куры по улицам шарахались, коровы да свиньи за околицей сами по себе бродили. А в домах пусто. Будто собрались люди разом, скотину со дворов повыгоняли, всё бросили и ушли в неизвестном направлении. Мы потом часто по пути такие пустые деревни находили. Командир отписывался в Москву, что, мол, холера и ящур всех выкосили. А какая же зараза, если тел-то нет? Вот так вот, девоньки, я целую деревню перевёртышей и просрал. До сих пор жалею, что струсил тогда…