Понять Бога - стр. 1

Открылась дверь кабинета, и Мейсон, прекратив чтение досье, глянул на очередного посетителя, замершего в дверном проеме. Это был плотный, небольшого роста человек, облаченный в темную одежду, которую имеют обыкновение носить священнослужители. Белый отложной воротник резко контрастировал с южным загаром.

– Проходите, епископ, – Мейсон указал на кресло для посетителей, стоявшее рядом с его столом.

Епископ наклонил голову в приветствии и подошел к креслу. Его короткие ноги, обутые в черные, несколько поношенные башмаки, ступали уверенно. Мейсон подумал, что походка священнослужителя не изменилась бы даже в том случае, если бы он шел к электрическому стулу.

Усевшись, епископ выжидающе глянул на адвоката.

– Закурите? – Мейсон подвинул к посетителю пачку сигарет.

Тот наклонился, протягивая руку к пачке, но вдруг передумал:

– За последний час я и так слишком много курил. Боюсь, как бы это не сказалось на моем здоровье. Еще сигарета – и последствия могут быть самыми печальными.

Говорил он медленно, то и дело запинаясь, словно ему трудно было подбирать слова. Скорее всего, он волновался, но уже через пару секунд сумел взять себя в руки, и голос его окреп:

– Если вы не возражаете, я закурю трубку, так как привык к своему табаку.

– Бога ради, – сказал Мейсон, отметив, что трубка-коротышка, появившаяся из кармана епископа, сильно смахивает на своего владельца.

– Моя секретарша сообщила мне, что вы Уильям Меллори, епископ из Сиднея, Австралия, и хотите проконсультироваться со мной по делу об убийстве, – сказал Мейсон, облегчая задачу своему посетителю.

Епископ кивнул, вытащил кожаный кисет, набил душистым табаком резную трубку, сунул ее в рот, крепко зажав зубами, и зажег спичку. Наблюдая за его манипуляциями, Мейсон так и не понял, прикрыл ли он пламя рукой, для того чтобы не выдать дрожь пальцев, или же это многолетняя привычка человека закуривать на сильном ветру.

Когда неяркое пламя осветило его высокий лоб с кустистыми бровями, Мейсон попытался разобраться в первых впечатлениях об этом человеке.

– Так в чем ваши проблемы? – наконец спросил он.

Епископ сделал несколько глубоких затяжек, выпустив облачко сизого дыма. В кресле он сидел неподвижно, хотя его мимика свидетельствовала о крайней озабоченности.

– Видите ли, – начал он, – мое юридическое образование весьма и весьма поверхностно. Мне хотелось бы знать, существуют ли какие-либо ограничения в сроках при расследовании у-убийства че-человека.

Едва он запнулся во второй раз, как его зубы крепче сжали черенок трубки, и несколько торопливых затяжек свидетельствовали не столько о том, что он нервничает, сколько о том, что его раздражает дефект собственной речи.

– По всей видимости, – пришел на выручку Мейсон, – вы имеете в виду так называемый срок давности в отношении некоторых видов преступлений? В нашем штате любые преступления, кроме убийства, растраты общественных денег в особо крупных размерах и подделки документов, преследуются законом лишь в течение трех лет после их совершения.

– Ну, а если преступника не могут отыскать? – торопливо спросил епископ, глядя на Мейсона в упор.

– Все зависит от конкретного случая. Но если преступник находится вне пределов штата, то время его отсутствия не входит в трехлетний срок.

Епископ торопливо отвел взгляд, но Мейсон все же сумел заметить разочарование, мелькнувшее в его глазах.

Мейсон продолжал ровным бесстрастным тоном, каким обычно врач успокаивает пациента, которому предстоит тяжелая операция:

– Понимаете, после трех лет и самому обвиняемому трудно привести убедительные доказательства своей невиновности или непричастности к данному преступлению. И уж тем более сложно привести бесспорные доказательства его вины. Вот почему для всех преступлений, за исключением особо тяжких, законом и устанавливается трехлетний срок. Это сугубо юридическое ограничение, но существует и практическое. Хотя прокурор по закону и имеет право возбудить уголовное дело по прошествии нескольких лет, скорее всего, он не решится сделать это, так как кому же хочется проиграть процесс?