Помутнение - стр. 21
Врач проверил его глаза. То, что раньше было личным секретом Бруно, о котором он с тревогой размышлял, теперь стало всеобщим достоянием. Во всем прочем, как ему казалось, он разочаровал врача. Конечности немеют, ощущаете там покалывание? Нет. С трудом вспоминаете нужные слова? Простите, нет. Не можете совершать простые привычные действия, с трудом ходите и поднимаете руки? Нет. К сожалению, Бруно был способен производить любые простые действия. Выполняя команды врача, после которых тому нечего или почти нечего было вписать в анкету нового пациента, Бруно ощутил, как поначалу напряженная атмосфера в смотровой рассеивается. Он еще больше разочаровал врача, признавшись в головных болях, в том, что накануне вечером перепил неразбавленного скотча, заев его немалой – по правде сказать, чрезмерной – дозой парацетамола. В последний момент, когда врач уже был готов его отпустить, Бруно упомянул об онемении губ. Врач поднял бровь. Неужели заинтересовался? Увы, нет. Бруно описал очень мало симптомов, характерных для инсульта, так что можно сказать, для отделения скорой помощи он как бы перестал существовать. Его вывели обратно в приемный покой.
Вопрос, что означает эта цепочка красных следов от подошв, которые тянулись от входных дверей через весь приемный покой и затем по одному из коридоров клиники, теперь стал для Бруно единственным занятием и утешением. Больше размышлять было не о чем. То есть не о чем, кроме мутного пятна или о том, как неудачно сложился у него вечер в доме Кёлера – но это был хоть какой-то, но результат, даже если его причины оставались загадочными. Внезапно обрушившееся на него невезение совпало с решением Кёлера повышать ставки: а что, если Кёлер просто-напросто хитрил, чтобы выпотрошить Бруно? Но это же невозможно. И тем не менее Бруно не мог избавиться от иррациональной убежденности в том, что Кёлер на деле был акулой. И теперь он стал подозревать, что хитрюга-немец пришел на игру с такой же мелочью в кармане, что и Бруно. Может быть, и особняк в Кладове не принадлежал ему. А может быть, и фамилия того, с кем Бруно играл в этот вечер, вовсе не «Кёлер». Это было чистое безумие, все эти мысли, что лезли ему в голову, – уж лучше сосредоточиться на красных отпечатках подошв. На полу в приемном покое были, надо сказать, и желтые отпечатки, которые вели в другом направлении. Бруно решил во что бы то ни стало разгадать тайну этих следов. А почему бы и нет? Времени у него было хоть отбавляй, и талантом он не был обделен – талантом добираться до глубинного смысла любой ситуации, в том числе собственной жизни.