Помощница по вызову - стр. 25
Вскидываюсь и натыкаюсь на взгляд главного редактора. В котором – неумело спрятанная ненависть. И понимаю вдруг, что он мне не простит. Не простит того, что я увидела и услышала в его кабинете. Всей этой ситуации. В его иерархии даже знаменитые писатели не имеют права так с ним разговаривать. И о том, что он позволил это, никто не должен был знать. Ладно непосредственные подчиненные – они в бар вместе постоянно ходят, наоборот, обсудят там, какой Поздняков мудак. Порычат вместе. Но вот я…
Кажется, мне не работать здесь больше. При любом раскладе.
– Может оставите нас наедине с Искрой, обсудить… детали? – и снова мне не дают додумать. Или возразить.
С каким-то даже облегчением встают все и уходят.
И правда наедине оставляют.
В кабинете, который вдруг делается ужасно тесным…
Вцепляюсь в подлокотники идиотского кресла – они у нас везде, и в кабинетах, и в переговорных. Замираю. Не дышу наверное – а то вдруг этот вдох последним будет? Ведь все выходят… а Поздняков встает и ко мне идет.
Не смотрю. Но мне слышать и видеть не надо – чувствую каждое его движение. И мысли все более странные. Что вот сейчас, когда закрылась дверь за последним участником “переговоров”, он меня из кресла выдернет. И поцелует. Ужас как хочется ощутить вкус его поцелуя. Узнать, какие у него губы. Плотные и твердые, наверное, как он сам.
Вчера мне так этого хотелось....
Поцелует, а потом снова спиной к себе развернет. Прижмется. На стол может швырнет и брюки вниз дернет. А у меня там трусы ужасные… Ему же все равно? Или пусть трусы тоже сразу сдергивает, вместе со штанами, чтобы не успел разглядеть…
Господи, я вот сейчас фантазирую или боюсь этого?
И правда разворачивает – вместе с креслом. Только к себе. На соседний стул садится, напротив. Теперь я не могу не смотреть. Не имею права прятаться.
У Позднякова насмешка в глазах. А у меня, наверное, уже все лицо красное. Мне кажется, что он понял, о чем я думаю. По моему лицу увидел, что именно я представила, увидел и смеется надо мной. Сколько у него этих баб, которые текут в его присутствии?
Собственная грубость отрезвляет. И заставляет, наконец, открыть рот.
– Я не могу к вам ехать, – после долгого молчания голос сиплый.
– Почему? – а у него – негромкий, но уверенный.
– Как вообще вам такое в голову пришло? Какая помощница? Что я могу… Да и я на издательство работаю, не на вас, чтобы вот так мною… управлять, – прорывает меня взволнованным.
– Мне в голову много чего приходит, – он тонко улыбается. А меня вдруг шарашит мыслью, что если не одна я здесь фантазирую? – И я никогда не делаю ничего, что не нужно именно